Андрей Кречетов - Воля твоя (СИ)

— Он боевик! — Проблеял из-за спины мага тот.

— На кой вам сдался боевик? Сейчас, вот прямо сейчас?! Откуда вы его выдернули?

— Из-под Сораса, — задумчиво почесал свою рыжую бороденку Бурболен, сам, кажется, отрешенный ото всей этой осады. Словно его это ничуть и не волновало. — Ему открывали стационарный телепорт, перебросили сюда троих.

— Да лучше бы он там сдох, под Сорасом! От него будут одни лишь проблемы!

— Он нужен, чтобы вывести принцессу из-под осады. Нужно, чтобы она покинула дворец, покинула столицу, и только боевики могут ее провести. А с нею и тебя.

— Вот пускай сами и выводят, раз командовать ими будет Ублюдок. И я не рвусь, чтобы меня хоть откуда-нибудь выводили, если вы еще не заметили.

— Так надо, это лучшее решение.

— Лучшее?! Значит, вы ни капли не знаете того, кого вызвали в столицу. Боевики они на то и боевики, что им абсолютно нечего здесь делать. Особенно, слышите меня, особенно Ублюдку!

— Это уж нам решать, — заметил со своей позиции Корвен, — обойдемся как-нибудь без твоего мнения.

Маг на него даже не покосился, преспокойно заметив:

— Это был единственный вариант. Только у него не было прорыва, и была возможность и время построить ему переход.

Я покачал головой.

— Я не удивлюсь, если это самая обыкновенная диверсия. Попомните мои слова: вы еще пожалеете о том, что сумели привлечь к своим планам Ублюдка. Обязательно пожалеете, если, конечно, останетесь к тому моменту живы, чтобы о чем-нибудь жалеть.

— Что с ней случилось? Почему принцессу выносили на руках?

— Она была без сознания.

— Да неужели! — Саркастически протянул я, чувствуя, как от меня утаивают нечто очень и очень важное.

— Ваша воля, королева, — процедил я сквозь зубы, вызвав на себя злобные взгляды здесь присутствующих.

— Воля моя!

«Я никому здесь не доверяю! — Кричали глаза королевы, изуродованные надменностью. — Ни единому мерзавцу! И ни тебе, ни тем более имперской собачонке Бурболену! Я вынуждена идти на крайние меры и доверить жизнь своей дочери в твои руки! И все равно одному тебе не справиться, не выбраться из окружения, не вывести Ильфионну в безопасность!»

«Я сделаю все, что в моих силах». — Нескрываемым презрением ответил я ей.

«Ты сделаешь, иначе даже после смерти я явлюсь за тобою!»

Это мы еще посмотрим. Не сегодня, так завтра ты уже умрешь высокородная ведьма, а я все еще буду жить. Подсыплешь яда, — не сомневаюсь, что в каком-нибудь перстне у тебя обязательно припрятан Белый сумрак к такому случаю, — прыгнешь с балкона, перережешь себе вены — не знаю, но в том, что ты сделаешь это собственноручно — не сомневаюсь. Потому что иначе — империя, скорое показное судилище и какое-нибудь распятие на главной площади в назидание силы и славы устами пытающихся очернить такое светлое государства. После подобной разгромной победы никто даже не заикнется сказать, что столь веками могучая Железная империя окончательно захирела.

Дверь за моей спиной хлопнула, поднявшийся гомон был причиной избранием моей кандидатурой. Видимо, они до последнего момента надеялись, что некий Марек — лишь досадное недоразумение, определенное глупой волей королевы. Они все еще верили, что воля совета, даже в условиях тотальной осады, окажется непременно главенствующей. Однако Лидия, стоит ей отдать должное, в критический момент оказалась еще более твердотелой, нежели ее почивший при странных обстоятельствах в летней резиденции муж.

В тайный переход под замком и городом спускались втроем: я, Эрик Ублюдок и Ильфионна, испуганно жавшаяся ко мне. Когда надо, принцесса могла быть сильной, но сейчас отчего-то полностью сдалась, не зная, как правильно себя вести.

Дождавшись, пока мы отойдем достаточно, вход за нами намертво завалили, сбив трухлявые подпорки. Теперь агрессорам придется постараться, разбирая завалы, чтобы попытаться нас здесь поймать. Тоннель длинный, многодневный и до ужаса старый, еще тех времен, когда столица Арктура Ижель только-только начинала возводиться. Единственная скала, в которой вырезали невероятных трудов дворец, как будто намеренно приглашала темным зевом пещерки, оказавшейся длинной подземной червоточиной. Как оказалось, оканчивающейся тупиком, который спустя время все же продолбили на поверхность далеко прочь от города.

Мы спускались вниз, во тьму, и я чувствовал, как дрожала под боком ничего не понимающая принцесса. Мы спускались, а в груди щемило противное предчувствие чего-то нехорошего. Предчувствие чего-то неизбежного, однако я пока еще не понимал чего.

— Уже скоро, — пробормотал Эрик, крутя что-то в своих заскорузлых пальцах.

— Я не отдам, — вдруг прошептал я, удивляясь собственным словам.

— Чего?

— Я не отдам империи Ильфионну.

— Ха! Как будто тебя кто-то спрашивает!

— Я отказываюсь от сделки. — Упрямо повторил я, сглатывая ставшей тягучей слизью слюну.

— Коней на переправе не меняют, и девку захапают сразу, как только мы выйдем из подземных катакомб.

— Так ты здесь для этого?

— Ну естественно, чтобы один особенно чванливый дуралей вдруг не передумал!

— Лидия знает? Знает? Это ведь она тебя пихала ко мне!

Но Свиное рыло лишь презрительно фыркнул. Встал, намереваясь пройтись до конца коридора и обратно, давя зазевавшихся крыс.

— Малявке не позавидуешь. А вот у нас с тобой скоро карманы будут просто ломиться от золота, а, дружище?

— Ты мне не друг, — хрипло бросил я, тяжело дыша от волнения.

Ублюдок довольно заржал.

— Что ты сделал? Что ты сделал?!

Свиное рыло подскочил ко мне, коротким ударом опрокинув на землю. Пол, холодный, сырой пол.

— Ублюдок, мать твою!

Удар, снова удар. Ильфионна молчит. И плачет. Рыдает, закрыв лицо руками. Плач ее, такой бессловесный, такой неощутимый, колокольным набатом звучит в моей голове. Отдается во всем теле, причиняя больше физической боли, чем ярость Негодяя.

— Ложись, — сказал я ей, — раздевайся. — И она выполнила. Беспрекословно. Словно раз и навсегда забыла о своем вздорном характере, словно спорить и несоглашаться не было для нее любимым занятием. Ее глаза предательски блеснули — и больше ничего. Ни единой фразы, слова… писка.

Эрик появился внезапно, будто что-то почувствовал, собачье отродье. Почувствовал все те свои шкуры, что с него живьем спустят за мое самовольство. Почувствовал кипящее масло, крючья, дыбы, «писантские» иглы. И ему стало страшно. Отмороженному боевику вдруг стало до онемения в конечностях страшно.

— Мразь! Мразь! — Пинал он меня, целя в голову, в лицо. Пинал отчаянно, понимая, что холодные пальцы смерти уже коснулись его загривка, медленно, с наслаждением спускаясь вдоль по позвоночнику.

Остановился он лишь раз, выдохнувшись и поскользнувшись в луже натекшей ему под ноги крови. Упал на меня, отпинывая прочь, глянул в сторону, на прекратившую рыдать, но зажатую, дрожащую в углу Ильфионну. Девочку, обнявшую свои извазившиеся в грязи коленки и глядящую в никуда отрешенным, совершенно ничего не выражающим взглядом. Хватило одного короткого взгляда в ее сторону, чтобы Свиное рыло в самом искреннем отчаянии завыл. Его крик, эхом погибающего от несправедливости судьбы, повис тяжелым покрывалом под сводами, поглотившим своды подземных катакомб.