Роджер Желязны - Знак Единорога. Рука Оберона

Дваркин ухмыльнулся.

— Удивлен? — спросил он.

— Чему?

— Ты думал, я боюсь его. Думал, я никогда не подружусь с ним. Ты поставил его у дверей, чтобы удержать меня… подальше от Образа.

— Я когда-либо говорил нечто подобное?

— Говорить и не надо. Я не дурак.

— Понимай как знаешь, — сказал я.

Дваркин хмыкнул, поднялся и продолжил путь по переходу.

Я последовал за ним, и пол под ногами вновь выровнялся. Потолок поднялся, дорога расширилась. В конце концов мы подошли к выходу из пещеры. На мгновение вырисовался замерший силуэт Дваркина с поднятым перед собой посохом. Снаружи была ночь, и чистый запах соли вымел мускусный дух из моих ноздрей.

Еще мгновение, и Дваркин вновь двинулся вперед, выходя в мир небесных светил и синего плюша. Последовав за ним, я чуть не задохнулся при виде изумительного зрелища. Это была не просто феерия звезд на безлунном безоблачном небе, сияющих с первобытной силой, и не эффект напрочь стертого различия между небом и морем. Это, словно ацетиленовая горелка, пылал в том небе-море Образ, и все звезды вверху, вокруг и внизу были выстроены в боевом порядке с геометрической точностью, формируя фантастическую прогибающуюся сеть, создающую впечатление, будто мы висим в центре космической паутины, там, где Образ был истинным центром, а остальная лучистая сеть — явное следствие его существования, конфигурации, расположения.

Дваркин продолжал идти вниз к Образу, прямо к краю почерневшего участка. Он качнул посохом над ним и, как раз когда я подошел вплотную, повернулся и посмотрел на меня.

— Вот, пожалуйста, — признал он, — дыра в моем разуме. Я уже не знаю, что надо сделать, чтобы восстановить то, чего мне недостает. Если думаешь, что можешь это сделать, тебе придется подвергать себя опасности мгновенного уничтожения всякий раз, когда будешь покидать Образ, чтобы пересечь разрыв. Не уничтожения зоной темного участка. Уничтожения самим Образом в момент разрыва контура. Талисман может поддержать тебя, а может и не поддержать. Я не знаю. Но легче не будет. С каждым кругом будет только труднее, а сила будет все время убывать. В последний раз, когда мы обсуждали это, ты боялся. Хочешь сказать, что с тех пор стал смелее?

— Наверное, — сказал я. — Другого способа ты не видишь?

— Я знаю, что можно сделать, начав с чистой доски, потому что некогда так уже поступил. И другого способа я не вижу. Чем дольше ты тянешь, тем хуже ситуация. Почему бы тебе не сбегать за Талисманом и не одолжить мне свой клинок, сын? Лучшего способа я не вижу.

— Нет, — сказал я. — Я должен знать еще больше. Расскажи еще раз, как был поврежден Образ.

— Я по-прежнему не знаю, кто из твоих детей пролил здесь нашу кровь, если ты об этом. Но кровь пролита. Давай пойдем отсюда. Темные половины наших натур в них проявились сильнее. Должно быть, они слишком близки к Хаосу, откуда мы выскочили, выросшие без упражнений воли, которые нам пришлось выдержать для победы над ним. Я думал, что ритуала прохождения Образа для них могло быть достаточно. Я не смог придумать ничего эффективнее.

И все же это не сработало. Они сражаются против всего на свете. Они ищут возможность разрушить сам Образ.

— Если новый старт будет удачным, не повторятся ли снова эти события?

— Я не знаю. Но какая у нас еще может быть альтернатива, как не поражение и возвращение к хаосу?

— Что станет с ними, если мы попробуем начать сначала?

Дваркин молчал долгое время. Затем пожал плечами.

— Не могу сказать.

— Каким будет следующее поколение?

Он хмыкнул.

— Как можно ответить на такой вопрос? Ни малейшего понятия.

Я вытащил изувеченный Козырь и протянул ему. Дваркин рассмотрел его в сиянии своего посоха.

— По-моему, это сын Рэндома Мартин, — сказал я, — тот, чья кровь была пролита здесь. Я не знаю, жив ли он еще. Как ты думаешь, мог ли он повторить наш путь?

Дваркин оглянулся на Образ.

— Так вот чем разукрасили его, — сказал он. — Как ты достал это?

— Раздобыл, — сказал я. — Это не твоя работа, так ведь?

— Конечно, нет. Я и в глаза мальчишку не видел. Вот и ответ на твой вопрос, не так ли? Если возникнет новое поколение, твои дети его уничтожат.

— Как мы уничтожим их?

Дваркин встретил мой взгляд и стал всматриваться в меня.

— Ты что, стал чадолюбивым папашей? — спросил он.

— Если не ты изготовил этот Козырь, то кто?

Дваркин глянул вниз и щелкнул по карте ногтем.

— Мой лучший ученик. Твой сын Брэнд. Это его стиль. Видишь, что они творят, когда набирают чуток силы? Предложит ли кто из них свою жизнь, чтобы сохранить державу, восстановить Образ?

— Вероятно, — сказал я. — Вероятно — Бенедикт, Джерард, Рэндом, Корвин…

— Бенедикт несет на себе печать судьбы, Джерард обладает волей, но не мудростью, Рэндому не хватает смелости и решительности. Корвин… Разве он уже не в немилости или не исчез за горизонтом событий?

Мои мысли вернулись к нашей последней встрече, когда Дваркин помог мне сбежать из моей камеры на Кабру. Мне пришло в голову, что у него могли быть свои виды на мой побег, и уведомлять Дваркина об обстоятельствах, которые привели меня в темницу, сейчас не к месту и не ко времени.

— И потому ты выбрал этот облик? — продолжил Дваркин. — Это что, своего рода упрек? Ты опять проверяешь меня?

— Он и не в немилости, и не за горизонтом событий, — сказал я, — хотя у него есть враги и в семье, и кое-где еще. Он готов предпринять хоть что-то для сохранения державы. Как ты оцениваешь его шансы?

— Его долго не было?

— Да.

— Тогда он мог измениться. Я не знаю.

— Я считаю, он изменился. Я знаю, что он хочет рискнуть.

Дваркин воззрился на меня и продолжил осмотр.

— Ты — не Оберон, — сказал он наконец.

— Нет.

— Ты — тот, кого я вижу перед собой.

— Ни больше и ни меньше.

— Понятно… Я не знал, что тебе ведомо о местоположении Образа.

— Мне и не было ведомо, до недавних пор. Когда я пришел сюда впервые, меня вела Единорог.

Глаза Дваркина расширились.

— Это… очень… интересно, — сказал он. — Это было так давно…

— Так что же мой вопрос?

— Э? Вопрос? Какой вопрос?

— Мои шансы. Как по-твоему, способен я исправить Образ?

Дваркин медленно приблизился и, протянув руку, положил правую ладонь мне на плечо. Вторая рука наклонила посох; синий свет пыхнул в футе от моего лица, но жара я не почувствовал. Дваркин смотрел мне в глаза.

— Ты изменился, — сказал он чуть погодя.

— Достаточно, — спросил я, — чтобы выполнить эту работу?

Дваркин отвел взгляд.

— Наверное, достаточно, чтобы сделать попытку значимой, — сказал он, — даже если мы обречены на поражение.

— Ты поможешь мне?

— Не знаю, — сказал он, — смогу ли я. Такие дела с моим настроением, моими мыслями — то накатит, то схлынет. Даже сейчас я чувствую, как ускользает что-то от осознания себя. От возбуждения, наверное… Нам лучше уйти в пещеру.