Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

Марьяна Ивановна смахнула слезинку и елеейным голосом продолжила.

- Ты уж послушай совета моего... я-то долгехонько живу... притомилась уже даже... не знаю, что Люциана задумала, да не выйдет у вас любви. Поверь моему опыту, не выйдет. Она хитрая девица... у всех взять сумела... не сказывала про то, как училась? Сама-то боярыня... славна, грозна... но что тут от ее грозности? Или сила, или знание... а у ней ни того, ни другого... дома-то ее учили... кой-чему и учили. Как силу в себе держать, как здоровье беречь да красоту...

Я сижу.

Киваю.

Улыбаюся, мыслею вежливо, всем видом своим показывая, что слухаю превнимательно, ни одного словечка не пропускаючи.

И вправду же ж слухаю.

- Первый курс еще ходила... горделива ходила, плавала павою меж прочих... как же, одна девка на теоретическом факультете. Никто ей не ровня. Боярыни, которые целительству учатся? Так не столь умны, чтоб беседы с ними вести. Прочие - не родовиты... так и пошло, что год-другой, и осталася одна...

Марьяна Ивановна ложечку серебряную оглаживает.

Да на рученьки смотрит.

Надо же... вновь темны сделались и морщинисты, и перстней на них богато. Камни сияют, что радуга...

- А чем дальше, тем сложней учиться. Ныне-то вас по общим наукам гоняют, чтоб все едины стали, что бояре, что простые люди... но дальше - специализация пойдет. И вот тогда-то ясно будет, кто чего гораздый. Люцианушка, как дело до дела дошло, - Марьяна Ивановна пальцами щелкнула, слово подхватывая. - То и быстро сообразила, что не сдюжит сама. Честолюбие в ней имелось. А вот талант отсутствовал напрочь. Работать она могла, тут правда истинная, но когда идеи нет... а у Фрола идеи были всегда. Он сам не понимал. И теперь не понимает. Бывает скажет чего, а ты думаешь, как оно это сам не додумался до такого.

Марьяна Ивановна вытянула шею, заглянула в котел.

- Она-то и сообразила скоренько, что, если к Фролу не прицепится, то и останется одна, а одиночество, Зославушка, не всяк человек сдюжить способный... да... и ничего-то, гляжу, не изменилось... учит она... чему учит? Кому эта ее начертательная магометрия нужна? А обряды? Шаманизм... понабралась глупостей... и тебя вон дрессирует. Зачем, спрашивается? Какая ей в том выгода?

И воззарилася.

А я что? Я молчу. Роту приоткрыла... как есть девка глупая, мудрым наставлениям внимающая. А самой... нет, не то, чтобы и вправду... но если хоть краешком глаза глянуть... по ледку, как говорила... весенний ледок... тонюсенький...

...как у Люцианы.

...у всех есть тайны, и Марьяна Ивановна - не отличается от прочих. Так я думаю... думаю и поглядываю скрозь ресницы. Глаза бледные, но яркие... горят, что звездочки...

...звенят монетами.

Катятся по столу. Золотые да звонкие, только-только с монетного двора сошедшие. На одной стороне - птица-сирин дивная, голосом золотым поет, разума лишает. На другой - царь-батюшка. Носат и грозен. Его-то Марьяна Ивановна не боялась.

Справедлив.

А вот сынок егоный - это беда... нельзя такого и ко власти, разорит он все, распылит.На баб, на глупства всякие. Это родителям мнится, что перерастет дитятко, перебесится...

Зачем, когда и так ладно?

Но бояре поддержат. Не все. Есть разумные, понимающие, что в разоренном царстве всем худо жить будет, но большинство-то лишь о власти и думает. При слабом царе Дума сильна. И каждый себя в ней первым думарем видит.

- Так вы мне поможете? - юноша глядел на Марьяну свысока.

Боярская порода.

Мнит, что весь мир деля него одного сотворен. И Марьяна живет исключительно, чтоб Никодимушке сподручней было.

- Чем же я, дорогой, помочь могу? - и сжимается душенька.

Сколько лет уж минуло... нет больше девки Марьянки, которая на своего хозяина снизу вверх глядела, с восторгом и почтительностью, с надеждою, что помилует, одарит, коль не бусами, то хоть словом ласковым. И хозяина нет.

И хозяйки.

И мужа, ею дареного. Но о нем не жалеет Марьяна. Тоже боярин, но захудаленький, оттого и поступился гордостью, взял ее в жены... у нее-то к тому времени сундуки добра полны были. И слава шла-летела по землице Росской. Многие приезжали, многие кланялись, в Марьяне лишь спасение видя. А она помогала. Поначалу просто потому, что могла помочь.

Потом...

...муженек золото к рукам скоро прибрал. И прочим добром не побрезговал... а вот на Марьяну до самое смерти своей, благо, не задержала его Божиня на землице, свысока поглядывал. Гулял, паскудина этакая, не скрывая, не стыдясь.

А что?

Она, холопка, потерпит. И так облагодетельствовал. Верно, тогда и почтения она лишилась последнего к званию боярскому... а то и раньше? Когда поняла, что болеют они не меньше, нежель простые люди. И кровь у них красная.

И сердце обыкновенное, четырехкамерное.

Жилы там.

Кишки. Все, как у всех, а он свысока... ни монетки малой собственным трудом не заработал, только и умел, что щеки дуть да шапку каракулевую носить. Ступал важно. Говорил... как со служанкою говорил. Но собою был хорош... повелась она на эту красоту.

Волос русый.

Глаз синий.

И сыночек ладным вышел, хотя и дурноват, в отца... а что тут сделаешь, кровь - не водица...

- Мне говорили, - Никодим в беседе глядела поверх Марьяниной головы. - Что вы знаете, как сделать так, чтобы маг сильнее стал...

А золота принес два кошеля. На стол вытряхнул, мол, любуйся этаким богатством. Монеты разлетелись-рассыпались... и сынок вот до золота падкий был, правда, как и у отца, утекало оно меж пальцев водицей студеной.

Да и как иначе?

Гуляй, душа... да не одна, в развеселое компании. Сколько она говорила, совестила... упреждала даже, да разве послушает? От батьки вновь же набрался. Марьяна кто? Холопка дурноватая. А уж он-де кровей боярских, стало быть умен.

Горе, горькое горе... отболела, казалось бы, душенька, но нет, жмет, мучит... уж как она просила... в ногах валялась, чтоб простил царь-батюшка... клялась, за двоих клялась... и не напомнила, сколько раз ее силой дети царские живы были.

Зря не напомнила.

Может, и простил бы. Царь, хоть грозен, а справедлив. Но эти, псы его цепные, заголосили... прецедент. Где это видано, чтоб смутьяна миловать... небось, за прочих тоже найдется кому попросить. И все-то - слуги верные...

...а Осип Ряженский с речью выступил.

Про закон.

И про то, что закон этот соблюден быть должен. Хорошо говорил, соловьи и те заслушались бы. И думцы кивали, мол, верно. Марьяне бы самой радоваться, что жива осталась, что не удавили ее и не лишили ни земель, ни богатства, ни доверия царского.

На словах не лишили.

А на деле... нет ей больше хода в покои царские. Другие нашлись. Не столь сильны, да зато без смутьянов в роду. И знать, и вправду перерос царевич свои болячки, коль Марьяну к нему не кликали.

Ничего.

Она подождет. Что ей осталось, кроме лет да внученьки?