Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

...его Аннушка.

...ведь и вправду понадеялся, дурень этакий. А что, денег он собрал довольно, чтоб откупиться... не поленился съездил до дому. А там боярин сменился, старый-то, быть может, и не отпустил бы, он свою выгоду чуял, но наследникам надобен был не маг с грядущею выгодою, а деньги... хотелось красивое привольной жизни.

Денег у Фрола было.

Чего не хватило - Архип дал. В долг, конечно... в долг. Аннушка тоже хотела дать, у нее-то с деньгами всегда вольно было, но он не взял. Тогда и поругались в первый раз... думалось - в последний. И самим смешно стало, мол, какая глупость... деньги.

...обратно мало что на крыльях не летел.

...сговорили же.

...полгодика всего осталось. И станет Фрол полноценным магиком. Работа будет. Его уже ведают, зовут... и платить будут. По-первости-то придется потерпеть.

Пока на дом соберут... оно-то понятно, что батюшка Люцианы этакому жениху не обрадуется. Да только не будет у него власти над полноценною магичкой. Свободна она станет в выборе.

И выберет.

Мнилось, что выберет... уже выбрала... ведь слушала. И улыбалась. Смеялась, когда он, ошалевши от счастья, хмельного, как мед молодой, рассказывал про жизнь их будущую.

Про дом.

Про...

...почему ни словом не обмолвилась, что не по нутру ей это? Дала надежду, а после...

...Фрол помнил свой страх, который возник, когда он постучал в дверь ее комнаты...

...или сначала встреча была с Марьяной Ильиничной? Сочувствие ее притворное... и ласка... намеки, что не верна ему Люциана. Мол, нельзя уезжать надолго, невестущку свою бросать, ибо заскучает девка. А там и сыщется кто, способный грусть-тоску развеять.

Не поверил.

Озлился.

Мало, что не сказал грубо... но сдержался и бросился к ней... колечко купил... теперь, когда свободен был, мог подарить. Пускай простенькое самое, серебряное да без каменьев, но зато заговоренное. Тут-то Фрол мастером был.

Научился.

Небось, не даром за его плетения немалые деньги люди платить готовы были.

Счастье было... было... что горихвостка на ветке. Вот она сидит, поет-заливается, а вот и исчезла, сгинула в листве зеленой...

...пустая комната.

...мертвая.

Он сразу это понял, хотя на первый взгляд все на месте осталось. Сундуки у стен. Столик ее... бумаги... над чем она работала? Встроенная защита?

Стены.

Пол.

От дурного глаза. От завистников и татей, от слова поганого, от проклятий... красиво получалось, будто бы узор дивный, не то азарский, не то и вовсе из страны Шемет, откудова были Люцианины кубки резные.

...берегла их.

...а тут осколки на полу лежат. Фрол собрал их, положил на стол. Огляделся. И тогда... да, тогда, пожалуй, осознал, что Аннушка ушла.

Да только не поверил.

Не могла она, чтобы сама... чтобы по воле своей... бросить все... и его, и работу свою... и кубки шеметские... искать кинулся.

Что он мог?

Еще не магик даже... спрашивать? Так Береслав Дорофеевич его и видеть не пожелал. Да что там, видеть, за ворота и то не пустили, мало, что собаками травить не стали.

Побоялись магика?

Подруженьки Аннушкины, те, кого знал - да не было у нее друзей сердечных, сторонилась она боярских дочек - только плечиками пожимали и хихикали. Мол, сгинула, так тому и быть. От тебя, дурака, сбежала...

Не верил.

Искал.

Знал, что найти сумеет. Магик он или так? Пусть молчит земля, и вода не спешит правду сказать, пусть... зато кровь молчать не станет.

Приведет.

Привяжет. Только грамотное заклятье сплести надобно. И Фрол сумеет. Он ведь лучший на курсе. И не только на курсе, во всей Акадэмии.

Почти получилось.

Малости не хватило, когда явился к нему Михаил Егорович. Тих был, печален.

- Не делай того, о чем пожалеешь, Фролушка, - сказал он и письмецо протянул. Его Фрол долго не хотел принимать, чуял неладное, а все ж таки взял.

...всего-то пара слов.

Не ищи.

Забудь.

Живи своей жизнью...

Сошлись пути-дороженьки да и разлетелись, как и сердце его разлетелось на осколки. И умерло. Умерло ли? Если болит так, надрывно и нудно. Он за годы к этой боли притерпелся, замечать перестал. Поначалу-то рана мешала.

Архип был рядом.

Поил.

И сам пил. До тумана перед глазами, до... потом вез куда-то... что-то говорил... и уже там, на границе, где воздух дымом костров степных пронизан, Фрол очнулся.

И как-то оно...

Закружило.

Пал степной, ветер южный. Кони азарские и конница. Стрелы, что с гудением воздух били, летели пчелами разъяренными, обиду чинили. И в той обиде лютой не было места иным.

Утешила выжженая земля.

И слезы вдов.

И горе сиротское. Иным боком дар отворился. Созидал? Так а разрушать еще проще. Поднять землю, чтоб встала на пути азарских табунов, пустить змеями-полозами под ломкие конские ноги... вырастить копья-колья, на которых и люди, и лошади повиснут.

Год за годом.

Бой за боем. И не думать ни о чем... разве что слать родне деньги. Им нужней, а самому Фролу многого не надобно. Ему и стол есть, и кров, и пусть говорит Архип, будто бы возвращаться пора. Из Акадэмии тоже письма шлют... из столицы... и сам Михайло Егорович осторожно пеняет, дескать, не дело это, себя на границе губить.

А разве губит Фрол? Живет он там.

...вызвали.

...убедили. Да и сам он отошел, очнулся будто бы, посеред степных ковылей. Сердце угомонилось, душа отгорела. А родная Акадэмия стоит, как и прежде.

...люди вот другие. Исчез Воин Бенедиктович, сложил голову на поле, с азарскими чародеями схлестнувшись. Норов у него лютый был, и досталась азарам... с огнем он управлялся мало хуже их. Не стало и саксонца Джоновича, которого давно уж повадились именовать Ивановичем, да и он сам за сотню лет позабыл про саксонские корни, одержимый странною идеей всеобщего равенства. Но магом знатным был...

...а вот Марьяна Ивановна осталась.

Встретила.

Выплыла в шубе песцовой. Мол, здрав будь, Фролушка. С возвращением. Не держи на старушку зла... на нее и не удержишь, да и не старуха она. Сама захотела такою казаться. А дай волю силе, которой в Марьяне скопилось изрядно, и помолодеет тело.

С душою, жаль, такого не провернуть. И смотрятся Марьянины глаза блеклыми, не глаза - а дыры в Иномирье. Помнится, Мельен Тадеушевич, который про земли иные рассказывал, все мечтал про то, как откроет путь в миры иные...

...и он на поле остался. Многие полегли. Да и средь старших курсов уцелела едва ль треть. Уцелела и переменилась. Фрол их понимал. Там, на поле проклятом, из многих душу вынули, перекорежили и, перекореженную, обратно всунули. Живи. Радуйся.

Если сможешь.

Младшие-то глядят во все глаза с обидою. Лишили их славы воинской. Не понимают, безголовые, что ни о какой славе речи быть не может...

- Рада, что ты жив, - Марьяна Ивановна ручку подала, белую и гладкую. - Познакомься с мой родственницей дальней. Это Аннушка.