Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

- Хорошо, - со вздохом промолвила я. - Я сделаю, об чем ты просишь, только...

- Все будет хорошо.

Мне б в этое поверить, только не верилось.

- Посидишь еще? - попросил он. И что я могла ответить?

- Посижу.

Время шло.

Летело шелковой лентой.

И гребень скользил по темным волосам.

- Он тебе поверил? - шепотом спросила младшая. И старшая пожала плечами.

- Не знаю. Я старалась...

- Ничего, - младшая приникла щекой к щеке. - Но ты сумела...

- Вот, - на ладони лежал обыкновенный камешек с дыркой. - Он его для меня сделал. Нам этого хватит?

Камень был горяч. И младшая сестрица не сразу сумела взять его.

- Колется... в нем много силы. Думаю, для начала хватит и камня...

Они улыбнулись друг другу, и губы коснулись губ.

- Я уже устала ждать...

- Скоро.

- Сколько можно?

- Скоро.

- Она смотрит, смотрит...

Камень распался на две половинки, и младшая сунула свою за щеку, зажмурилась. Старшая не стала медлить. Чужая сила была сладкой. Но видит Морана, ее не хватит надолго... если, конечно, они не найдут способ выбраться... а они уже нашли, уже сумели.

Почти.

Осталось немного.

Гребень скользил по волосам.

- Ты с ней разговаривал? - от матушки веяло недовольством. - Зачем?

- Ситуация располагала. Было бы странно, если бы я не заговорил.

Врать оказалось несложно, точнее сказанное не было ложью, но и правдой как таковой не являлось.

- Держись от девчонки подальше. Мало ли что она увидит...

- Да, матушка...

- Потерпи, - она нежно поцеловала его, - уже недолго осталось... пара недель от силы.

- Ты поедешь с нами?

- Я отправлюсь за вами, - она отложила гребень. - И на этот раз все выйдет как надо...

Она отвернулась, и у него мелькнула мысль, что избавиться от нее просто. Он ведь убивал других, верно? Так почему бы и не эту женщину, к которой он больше не испытывал любви?

Почему медлит?

Не потому ли, что знает: убить ее куда сложней, чем кажется.

- Я пойду?

- Иди, дорогой... и постарайся, чтобы тебя не заметили, - она склонилась над книгой, над тонкой серой книгой, к которой была привязана душой и телом. Телом больше, потому что душа ее давно истлела, впрочем, как и его собственная.

Но если убить не ее, а книгу?

Он подумает об этом позже.

Гребень скользил...

- Ты молчишь? Молчи, - он забрался на подоконник, устроился на нем, что петух на насесте, и от этого было смешно и горько. - Это хорошо... если бы я и вправду не мил был, позвала бы охрану...

Позвала бы. Или еще позовет? Немного позже... минута или две - это ведь малость, а ей так не хватает малости, чтобы жить.

- Открой окно, - взмолился тот, кто не имел права находиться за преградою стекла, не говоря уже о том, чтобы в комнату войти. А он войдет, не только в комнату, но и в жизнь.

Стоит поддаться.

И дрогнула рука. Выронила гребень.

Упал под столик.

- Взгляни хотя бы...

- Гляжу.

- Улыбаешься? Я смешон?

- Самую малость.

- Я тебе подарок принес.

- Опять каменья?

Разве не понимает он, что не может Велимира подарка принять? Сапфиры, изумруды... о них мигом донесут батюшке, а уж он-то...

- Нет.

А окно она открыла.

Душно ведь.

Жарко.

Лето подобралось, полыхнуло солнцем. Нынешнее, поговаривают, особенно жарким выдасться.

- Вот, возьми, - на подоконник лег букетик первоцветов. Где взял только? Они ведь по последнему снегу... хрупкие белые цветы.

Никому не рассказывала, что любит...

- Спасибо.

- По сердцу ли?

- Подарок? - уточнила Велимира, пряча улыбку в букетике - пахли одуряюще. - По сердцу.

- А этот? - колечко лежало на смуглой ладони. Серебряное. Простенькое. И в то же время... магией от него веяло. Силой первозданною.

- Ты же знаешь, нам не позволят...

- А если мы не будем соизволения спрашивать? - он больше не улыбался, но глядел серьезно. И от этого взгляда немым криком кричать хотелось.

Замуж за азарина? Батюшка проклянет. И ее, и детей ее, если родятся после проклятия дети... слово отцовское крепко, а если найдет кого, чтоб на крови это слово завязать... а он найдет, постарается...

- Не будем? А жить-то как?

- Обыкновенно. Уедем.

- Куда?

- В горы. В горах дела нет, кто ты и откуда... дом поставим. Я сумею. Веришь?

Верила. И надежда вспыхнула костром ночным. Но отгорела.

- Найдут ведь.

- Это если искать станут.

И Кирей вдруг оказался рядом, обнял, прижал к себе, будто боялся, что исчезнет она. И сладко стало, и страшно - он уйдет, а Велимире жить.

- Я вот чего придумал, - дрогнула тонкая серьга, чужим дыханием потревожена. - Если не побоишься...

То, что он говорил, было безумием.

Но надежда... надежда ярче разгоралась.

А ведь получится... может получиться... и если так... не она ли, Велимира, просила в ночь березовую свободы? Не она ли клялась себе не упустить самого крохотного шанса, не она ли...

...она.

И не упустит.

- Ты... ты пойдешь на такое?

- Если ты пойдешь со мной, - и вновь колечко протянул. Возьми.

Примерь.

Оно обовьет палец горячею огненною силой. Оно убережет от глаза дурного, и спрячется меж иных перстней. Оно... оно позволит надежде жить.

И если так, то, глядишь, и получится все.

Ждать-то уже недолго.

- Так пойдешь?

- В горы? - Велимира взяла кольцо.

- В горы... они до небес подымаются. А небеса там синие, высокие. Говорят, на рассвете огнями всеми играют... и орлы там водятся огроменные, под крылом - дом укроется...

Он рассказывал про горы и про орлов. Про дом, который поставит для Велимиры, и про жизнь ее, иную, где она будет всенепременно счастлива... иначе ведь зачем?

И она слушала.

Верила.

Сжимала серебряное колечко залогом... ждать? Она дождется. И вправду ведь недолго осталось.

Гребень застрял в рыжих космах Елисея. Он дернул, выдирая несколько волосков и в раздражении отшвырнул в сторону.

Что происходило?

Он перестал слышать Ерему, зато начал - луну, пусть эта луна давно уже истончилась.

А брат врал.

Говорил, глядел в глаза и врал.

Но если хотя бы слово из сказанного им правда, то... Елисей свободен? Он поднял взгляд в темное небо и нахмурился. Скоро проверит. И лучше бы остальным, которые тревожно, но спали, быть подальше... Ерема улыбается. Счастлив? Доволен собой?

А Емелька насуплен, сосредоточен. Вновь с огнем борется?

Егор кулаки сжал. Губы - что нитки... воюет. Евстигней ногою дергает. Поздно явился. Где был? Не спрашивай и не соврут. Весь вечер ножи свои выглаживал, ласкал... бестолочь. А вот Еська так и не лег. Сидит на подоконнике, в небо пялится. Увидел, что смотрят и повернулся, подмигнул. Мол, вот и у нас секреты появились. Сумеем ли сохранить?

Недолго.

Гребень под подушкой чувствовался, и Щучка выкинула его на пол. Тоже дурища, гадать вздумала... на жениха... вон, муж имеется.

И нож заговоренный. Всего-то надобно, что в шею воткнуть, в то место, которое ей старых Берзень показывал, чтобы перерубилась жила кровяная. Тогда уж не спасут...