Эн Варко - Пронзая ветер

— Обижаешь! — деланно возмутился блондин. — Исключительно личным обаянием и счастливым стечением обстоятельств.

В отличие от своих друзей к еде он даже не притронулся, а на его губах то и дело вспыхивала лукавая усмешка.

— Ну, давай, рассказывай. Ведь хочется же, — беззлобно подколол его Коросс, мастеря сложный бутерброд. — Так что за обстоятельства?

Лицо Линнока стало таинственно одухотворенным.

— Любовный четырехугольник между мужем, женой, любовницей… и коровой Зорькой.

— Коровой? — смеясь, переспросил Коросс, передавая свое кулинарное творение Ланетте.

— Абсолютно верно, — кивнул Шут и, заинтриговав всех своим вступлением, начал рассказ. — Когда Бул из Миотополя возвращался, супруга аж к самому Орлиному Когтю выехала его встречать. Скучала она очень по нему. И по подаркам, понятно дело, из чужой земли. А тут облом вышел: брата не привез, подарков тоже, сам на коне еле держится по причине сильной нетрезвости. Короче, осерчала супруга тогда сильно: «Уеду, — вскричала она, — от тебя, змий окаянный, к сестре своей жить в Серебряный Дол. Не муж ты мне больше, не муж!». Думала припугнуть, а Бул воспринял эти слова на полном серьезе. И как приехал в Голубой Дол, женихаться стал. Клич пустил, что теперь он холостой и мечтает новую семью создать. Женой вождя быть почетно и экономически выгодно. Очередь к нему из девок и вдов молодых образовалась знатная. Надо отдать ему должное: долго он не раздумывал, невест не перебирал, сразу на Фаюшке определился, — тут в глазах Шута промелькнуло мечтательное выражение. — Видная, я вам скажу девица. Настоящий огонь… Так о чем я? Ну, значит, не мудрствуя лукаво, они сразу и приступили к репетиции будущей семейной жизни. Может, до сих пор репетировали бы, но вчера к Булу жена вернулась. Решила простить его, горемычного. И наш бравый ловелас вдруг осознал, что старая жена все же лучше новой. Привык он к ней.

— Представляю, что тут началось, — усмехнулся Коросс.

— Ага, — радостно подтвердил Шут. — Старая — за вилы, молодая за ухват: бой века! А потом обе на Була набросились. Он от них по всему Голубому Долу бегал на потеху селянам… Потом, когда страсти поутихли, до молодой дошло, что опозорилась она на весь свет. Кто ее теперь замуж-то возьмет? И пошла она к старейшинам за советом. Те подумали-подумали, и повелели вождю дать все, что она потребует за поруганную девичью честь. Фаюшка себе корову стельную потребовала, а жена Була очень распереживалась от этого: «Скорее мужа, — запричитала она, — отдам, чем Зорьку свою!». Хозяйственная потому что.

— Неужели Бул сам тебе обо всем этом поведал? — удивилась Ланетта.

Линнок подмигнул:

— Скорее, сам мне об этом подумал… Соответственно, у Була проблема серьезная образовалась: вернувшуюся жену задобрить, бывшую любовницу умаслить. Монисто, как увидел, сразу для жены определил. Любит она все звонкое и блестящее. И не прогадал. Жена при виде безделице все супругу простила на год вперед. Кроме коровы, конечно. Говорит: иди, балбес, решай вопрос с Файкой. Пусть что другое забирает. Зорька моя! Легко сказать, трудно сделать. Бул и так уже чего только Фаюшке не предлагал. А она упрямиться, свое толдычит. Кроме Зорьки ничего не желает. Разве что самого Була. Но тут уже Бул категорически против. Ну, я мужика пожалел и записался посредником в переговорный процесс. Час с Фаюшкой разъяснительную работу вел. Кстати, Ртуть, я ей твое ароматическое масло подарил…

— Ка-ка-какое масло? — Ртуть мгновенно перестала смеяться.

— Да приворотное. У меня один хорошо знакомый кроссец пару раз делал что-то подобное на заказ. Вот только тебе оно ни к чему. На тебя и так мужики табунами сбегаются, а Фаюшке нынче личную жизнь устраивать надо.

— Да, ты… Да, ты… когда все успел украсть? — лицо Ртути начало стремительно багроветь.

Ланетта даже испугалась. Ей показалось, что циркачку сейчас удар хватит от гнева.

— Да, ладно тебе, — беззаботно отмахнулся Шут. — Ведь хорошо все вышло. Бул таким счастливым сделался, что даже всплакнул малость. Так его женский вопрос достал… Ну что, поели? Давайте-ка, девушки в фургон на примерку. Я тут вам новые сценические костюмы принес. После заката к нам публика пожалует.

И он извлек из глубин своего волшебного рюкзака два свертка и бросил им на колени.

— Сам носи, — отрезала смертельно обиженная Ртуть, даже не развернув.

Пожав плечами, Ланетта удалилась в фургон одна. Новый сценический образ пришелся по душе. Она с удовольствием облачилась в просторные штаны с льняной рубашкой и перепоясалась расшитым поясом. Накинув поверху короткую кожаную куртку, девушка повертелась, силясь разглядеть себя. Впервые за все время путешествия с циркачами, она пожалела, что нет зеркала. В валгавской одежде было необыкновенно уютно. И она вдруг поняла, что не желает снимать это.

— Лани, ты там как, не уснула? — услышала она нетерпеливый оклик Шута.

Откинув полог, она спрыгнула на землю.

— Вот, — чуть смущенно заметила девушка.

— Почти впору, — прищурившись, заметил Шут. — Тебе как, Коросс? Коросс?

Кроссец выглядел более чем странно. Он застыл, не сводя с Ланетты взгляда, а столь любимые серые глаза пугающе почернели. Ртуть, посмотрев на потрясенного молодого правителя, решилась. Взяв свой сверток, она нырнула в повозку переодеваться.

На закате к трем дубам, как и обещал Шут, начал стягиваться народ. Скоро на поляне стало не протолкнуться. Папаша Мот долго расставлял толпу так, чтобы перед фургончиком образовался ровный круг. Люди послушно отступали под давлением директора цирка. Но когда он переходил к следующим зевакам, опять выдвигались вперед и ломали намеченную линию. Коросс хмыкнул, наблюдая за бесполезной, но такой мужественной борьбой старого циркача с заинтересованностью сельчан.

— Пожалуй, помогу Папаше, а то представление никогда не начнется. Конечно, Силу в Валгаве применять не рекомендуется. Но мы немножко и исключительно в благих целях… — подмигнул он Ланетте.

На несколько секунд его лицо стало отстраненным, и толпа отшатнулась, освобождая место для выступления артистов.

Представление превзошло все ожидания. Взрослые реагировали даже более эмоционально, чем их отпрыски: громко обсуждали, показывали пальцами, шумно приветствовали особо понравившиеся моменты. А нравилось им все. И если циркачи вначале воспринимали свое выступление всего лишь как очередную репетицию, то теперь начали выкладываться по полной.

Особенно старался Ужик. Для затравки он подбросил несколько раз в воздух тяжелые гири и разорвал цепь, которую притащил местный кузнец. А потом Папаша Мот объявил, что Уж Всемогущий готов сойтись в рукопашной с любым желающим. Призом победителю определили пудовую гирю. Зачем валгавцем гиря, Ланетта не знала, но предложение вызвало небывалый энтузиазм. Откликнулась половина мужского населения Голубого Дола. Папаша даже охрип, уговаривая соблюдать очередность. Вновь пришлось применять Силу, водворяя порядок. Вскоре кожа Ужика покрылась потом, и дыхание стало прерывистым. Непобедимый борец заметно устал, а желающих получить заветную гирю не переводилось. И Коросс снова выручил Ужика. Взрывая копытами траву, он влетел в центр круга на белоснежной кобыле. То, что начал вытворять наездник, заставило толпу радостно взвыть, забыв о силаче.