Энн Райс - Талтос

Мы наладили порядок похорон умерших и за это время создали несколько подземных кладбищ. Мы не стали заниматься гончарным делом, но покупали много глиняных изделий у тех Талтосов, которые говорили, что купили их у недолго живущих волосатых людей, приплывавших к нашему побережью в лодках из звериных шкур.

Вскоре племена со всей Британии стали приходить к нам, чтобы среди наших стоячих камней создавать живые круги танца.

Эти хороводы превращались в огромные извивающиеся процессии. Стало считаться большой удачей дать новую жизнь в нашем круге. И к нам приходило все большее процветание.

Тем временем на нашей земле были возведены и другие большие круги — широкие, изумительные. Но ни один, ни один из них не мог сравниться с нашим. И в самом деле, в течение той прекрасной эпохи стало известно, что наш круг — всем кругам круг. Люди даже не пытались соперничать с нами, они просто приходили взглянуть на него, танцевать в нем, присоединиться к процессии, что через многочисленные проходы, образованные перемычками и стоячими камнями, тянулась внутрь его и снова наружу.

Стали регулярными путешествия к другим кругам, танцы с тамошними жителями. Во время таких встреч мы многому учились друг у друга, устраивали великие цепи памяти, наслаждались рассказами и уточняли подробности наиболее любимых историй, исправляли легенды об утраченной земле.

Мы могли целой толпой отправиться посмотреть на круг, который теперь называется Эйвбери, или увидеть другие круги, дальше к югу, рядом с любимым холмом Стюарта Гордона, Гластонбери. Мы ходили и на север, чтобы оказать почтение другим кругам.

Но все равно наш круг оставался наиболее величественным, и когда Эшлер и его народ приходили к кругу другого племени, это всегда расценивалось как великая честь. У нас просили совета, умоляли остаться и подносили чудесные дары.

Конечно, вы знаете, что наш круг теперь называется Стоунхенджем. И он, и многие наши другие священные круги стоят и по сей день. Но позвольте мне объяснить то, что, возможно, понятно лишь ученым. Мы не построили все это в том виде, в каком он стоит сейчас или, как думают, все это выглядело некогда.

Мы создали только два круга из валунов, добытых в разных местах, включая далекий Мальборо-Даунс, но в основном это камни из Эймсбери, что рядом со Стоунхенджем. Внутренний круг состоял из десяти стоячих камней, а внешний — из тридцати. Перемычки над камнями послужили поводом для долгих споров. Мы их с самого начала задумали. Но мне они никогда не нравились. Я представлял себе круг камней, которые изображали бы хоровод мужчин и женщин. Каждый камень должен был быть примерно в два раза выше Талтоса, а в ширину таким, как рост Талтоса. Так я видел всю картину.

Но для других перемычки выглядели как некий символ укрытия, они напоминали им об огромном вулканическом конусе, что некогда защищал тропическую долину утерянной земли.

Это уже потом, позже, люди построили круг из синих камней и многие другие сооружения в Стоунхендже. А еще позже дикие человеческие племена весь наш любимый открытый храм замкнули в некое деревянное сооружение. И я даже думать не хочу о тех кровавых ритуалах, которые они там проводили. Но мы тут уже ни при чем.

Что касается символов, вырезанных на песчанике, то наш там был только один, на центральном камне, который давно исчез. Это был символ Доброго бога, с женской грудью и фаллосом, и он был вырезан глубоко в камне и на такой высоте, чтобы до него мог дотянуться Талтос, найти его на ощупь в темноте.

Позже человеческие существа вырезали на камнях другие изображения, так же, как и сам Стоунхендж стали использовать по-своему.

Но я могу вам сказать, что все те, кто приходил к нашему великому кругу, будь то Талтосы, люди или другие виды, выказывали ему бесконечное уважение, ощущали присутствие священных сил, когда входили внутрь. Задолго до того, как круг был завершен, он стал местом вдохновения и таким и остался.

В этом монументе вы видите сущность нашего народа. И это единственный великий монумент, когда либо построенный нами.

Но чтобы в полной мере оценить то, чем мы были, помните: мы сохранили наши главные ценности. Мы оплакивали смерть, но не радовались ей. Мы не совершали кровавых жертвоприношений. Мы видели в войне не столько славное деяние, сколько хаос и неприятность. А высшим выражением нашего искусства были пение и танцы в хороводах вокруг Стоунхенджа.

В наивысшие моменты наши праздники рождения и праздники памяти или музыки собирали тысячи Талтосов, приходивших со всех сторон. Невозможно было сосчитать возникшие хороводы или измерить их ширину. Невозможно сказать, сколько часов и дней продолжались те ритуалы.

Вообразите, если хотите, просторную заснеженную равнину, чистое голубое небо, дым, поднимающийся от стоянок и хижин, построенных неподалеку от каменного круга, чтобы все могли погреться, поесть и попить. Представьте Талтосов, мужчин и женщин, такого роста, как я, с длинными волосами, частенько до пояса, а то и до лодыжек, одетых в аккуратно сшитые шкуры и меха, в высоких кожаных башмаках, взявшихся за руки, чтобы образовать эту прекрасную простую фигуру — круг, в то время как их голоса сливаются в песне.

Листья плюща, ветки белой омелы, остролиста — всего, что остается зеленым зимой, мы вплетали в волосы и приносили с собой, чтобы положить на землю. Ветки сосен или других подобных деревьев не теряют своей зелени.

А летом мы приносили множество цветов. На поиски цветов и свежей зелени группы людей отправлялись в леса и луга днем и ночью.

Песни и музыка сами по себе были волшебными. От такого хоровода невозможно было оторваться просто так. Кое-кто действительно не покидал их по собственному желанию, и небольшие костры постоянно горели между кругами танцующих — для тепла. Некоторые танцевали и пели, обнимая других, пока не падали без чувств или не умирали.

Поначалу у нас не было никаких руководителей, но потом стало иначе. Меня просили выйти в центр круга и ударить по струнам арфы, объявляя о начале танца. И потом мне приходилось проводить там много часов, а после кто-то другой занимал мое место, а потом еще один и еще, и каждый новый певец или музыкант вел мелодию, которую повторяли другие, и новая песня распространялась от малого хоровода к большому, как волны в пруду, куда упал камень.

Иногда заранее готовили множество больших костров, один в центре, другие в разных точках, чтобы танцоры могли проходить мимо них, следуя определенной линии танца.

Даже в утраченной земле рождение Талтоса в нашем круге было событием, не имеющим себе равных. Но там хороводы были случайными и небольшими. А здесь новое существо открывало глаза перед огромным собранием существ своего вида, слышало хор, подобный хору ангелов, и какое-то время пребывало в этом круге. В первые дни и ночи жизни его ласкали и кормили.