Энн Райс - Талтос

Эта девушка испытывала его терпение. Там, откуда он приехал, никто не разговаривал так с докторами! Ребенок прекрасно чувствовал себя под полотенцами. Плевать ему было на грозу.

И вот — о чудо! — они уже скользили в лодке прямо над парадным крыльцом этих ветхих развалин в открытую дверь!

— Боже мой, да тут как в пещере! — воскликнул доктор. — Да как вообще какая-то женщина могла рожать в таком месте? Вы только посмотрите! Там же книги, на верхней полке вон того шкафа, прямо над водой!

— Ну, здесь никого не было, когда пришла вода, — ответила Мэри-Джейн, с напряжением налегая на шест.

Доктор услышал стук шеста о доски пола под ними.

— Думаю, в гостиной и теперь плавает множество всякого барахла. Кроме того, Мона Мэйфейр не здесь рожала, а наверху. Женщины вообще не рожали в парадных комнатах, даже когда в них не было воды.

Лодка натолкнулась на ступени лестницы, заставив врача резко покачнуться влево, так что ему пришлось ухватиться за скользкие перила. Он выпрыгнул из лодки, сначала топнув по ступеньке ногой, дабы убедиться, что та не провалится под ним.

Теплый свет лился сверху, и сквозь шум и стук дождя доктор слышал другой звук, очень быстрый: клик-клик-клик… Звук был ему знаком. И еще напевал женский голос. Приятный.

— Почему эта лестница просто не уплывет куда-нибудь от стены? — спросил он. И начал подниматься, прижимая «колыбель» к себе. — Почему весь этот дом вообще не разваливается?

— Вообще-то, он разваливается, — ответила Мэри-Джейн. — Только ему на это нужна пара сотен лет, понимаете? — Она помчалась по ступеням, обогнав доктора, взлетела на второй этаж, тут же развернулась и заявила: — Идите за мной. Нам нужно подняться на чердак.

Но откуда доносился тот звук? Еще доктор слышал чей-то голос. Но Мэри-Джейн, не дав ему возможности оглядеться, потащила его по лестнице на чердак.

И там он увидел старую бабушку Мэйфейр, в цветастой фланелевой ночной рубахе. Она махала ему маленькой ручкой.

— Эй, доктор Джек, сюда! Как поживает мой милый мальчик? Иди-ка, поцелуй меня. Очень рада тебя видеть.

— Я тоже рад вас видеть, бабушка, — ответил доктор, подходя к ней, хотя Мэри-Джейн уже снова проскочила мимо него, в очередной раз предупредив, чтобы он покрепче держал ребенка. Еще четыре ступени — и доктор с радостью избавился от своей ноши. И как это оказалось, что именно он тащил это?

Наконец-то доктор очутился в теплой, сухой атмосфере чердака, а маленькая старая леди приподнялась на цыпочки, чтобы прижаться губами к его щеке. Он любил бабушку Мэйфейр — в этом доктор готов был признаться.

— Как поживаете, бабушка? Принимаете все таблетки? — спросил он.

Как только доктор выпустил из рук ящик для льда, Мэри-Джейн подхватила его и куда-то умчалась. А здесь было совсем неплохо, на этом чердаке: цепочки электрических лампочек, чистое белье с деревянными прищепками на веревках, множество удобной старой мебели. Доктор совсем не ощущал запаха плесени. Напротив, здесь как будто пахло цветами.

— Что это постукивает на втором этаже? — спросил доктор, когда бабушка Мэйфейр взяла его за руку. — Я слышал…

— Ты просто иди сюда, доктор Джек, и сделай то, что должен, а потом выпиши нашему ребеночку свидетельство о рождении. Нам совсем не нужны какие-то проблемы с регистрацией детки. Я рассказывала тебе, какие у меня были проблемы, когда я не зарегистрировала Янси Мэйфейра в течение двух месяцев после его рождения. Ты не поверишь, с чем мне пришлось столкнуться в городском магистрате, а потом они мне заявляют, что…

— Это вы принимали эту детку, бабушка? — спросил доктор, похлопывая старушку по руке.

Во время первого визита к нему бабушки медсестры предупредили его, что лучше не ждать, пока она закончит рассказывать свои истории, потому что этого не случится никогда. Она пришла в его кабинет на второй день после того, как доктор начал прием, и заявила, что ни один из врачей в этом городе больше и близко к ней не подойдет! Теперь это стало городской легендой!

— Конечно, доктор.

— Мамочка у нас там, — сказала Мэри-Джейн, показывая на боковую нишу, полностью закрытую неотбеленной москитной сеткой, как будто это был шатер с острым верхом, и в его глубине светился треугольник залитого дождем окна.

«А здесь почти мило», — подумал доктор. Внутри шатра горела масляная лампа, он чувствовал ее запах и видел теплый огонек за задымленным стеклом. Кровать была большой, заваленной одеялами и подушками. Доктор внезапно с грустью вспомнил собственную бабушку и вот такую же кровать, так нагруженную одеялами, что под ними и пальцем было не шевельнуть. Зато под ними было уютно и тепло холодными утрами в Кэрьере, в Миссисипи…

Доктор приподнял длинные тонкие вуали и немного наклонил голову, чтобы пройти внутрь шатра. Здесь был пол из голых кипарисовых досок, темных, красновато-коричневых, очень чистых. Никаких протечек. Залитое дождем окно пропускало мерцающий свет.

В кровати полусонно свернулась рыжеволосая девушка. Глаза у нее провалились, а кожа вокруг них пугающе потемнела, губы потрескались, и дышала она с явным усилием.

— Эту юную леди следует отправить в больницу!

— Она просто устала, доктор, вы бы на ее месте тоже устали, — откликнулась Мэри-Джейн с обычной своей живостью. — Почему бы вам не покончить со всем побыстрее, чтобы она могла наконец отдохнуть?

Постель, по крайней мере, была чистой, чище, чем самодельная детская кроватка. Девушка уютно лежала на свежих простынях, одетая в нарядную белую рубашку, отделанную старомодными кружевами, с маленькими перламутровыми пуговками. Длинные пышные волосы — самые рыжие, какие только видывал доктор, — были разбросаны по подушке. Ребенок может однажды стать таким же рыжим, но сейчас волосы малютки были светлее.

Кстати, о младенце… Он, слава богу, наконец-то начал издавать какие-то звуки в своем ящике для льда. А то доктор уже начал беспокоиться. Бабушка Мэйфейр схватила новорожденного, и по тому, как она его подняла, доктор мог сказать, что ребенок находится в хороших руках, хотя кому бы захотелось, чтобы женщина такого возраста о ком-либо заботилась? А девушка в постели… Она явно даже моложе, чем Мэри-Джейн.

Доктор подошел ближе, с усилием опустился на колени, поскольку по-другому не получалось, и положил ладонь на лоб роженицы. Она медленно открыла глаза, и доктор удивился их темно-зеленому цвету. Да она сама еще ребенок! Ей нельзя было рожать!

— Как вы себя чувствуете, милая? — спросил он.

— Прекрасно, доктор, — ответила она ясным, чистым голосом. — Вы не могли бы выписать свидетельство о рождении моему ребенку? Пожалуйста.

— Вы прекрасно знаете, что вам следует…

— Доктор, ребенок уже родился, — перебила его Мона. Она была еще где-то далеко. — Кровотечения у меня нет. Я никуда не поеду. Если уж на то пошло, я себя прекрасно чувствую, лучше, чем сама ожидала.