Энн Райс - Талтос

Мона услышала, как кто-то копает землю. Она не спала, она смотрела через лужайку на тигровые лилии и азалии в отдалении.

Никто ничего не копал. Игра воображения. «Это тебе хочется их выкопать, тебе, маленькая ведьма», — подумала Мона. Она была вынуждена признаться себе, что было весело играть в маленьких ведьм с Мэри-Джейн. Да, хорошо, что она приехала. Пусть себе ест хлеб.

Веки Моны опустились. И случилось нечто прекрасное. Солнце ударило в ее закрытые глаза, как будто ему перестали вдруг мешать какая-то большая ветка или облако, и свет превратил тьму в яркое оранжевое сияние. Мона почувствовала, как ее обливает теплом. Внутри ее, в животе, на котором она пока что могла спать, нечто снова шевельнулось.

«Мое дитя».

Кто-то снова пел детскую песенку. Да, это, должно быть, самая старая детская песенка в мире. Это ведь был староанглийский? Или латынь?

— Будь повнимательнее, — сказала Мона. — Я хочу научить тебя пользоваться компьютером еще до того, как тебе исполнится четыре года, и хочу, чтобы ты понимала: ничто не помешает тебе стать тем, кем ты захочешь стать. Ты меня слушаешь?

Малышка смеялась. Она кувыркнулась и вытянула крошечные ручки, и все смеялась, смеялась… Она была похожа на маленькое «глубоководное животное». Мона не удержалась от смеха.

— Так вот кто ты такая! — сказала она младенцу.

А потом голос Мэри-Джейн произнес — теперь уже во сне, ибо Мона какой-то частью сознания понимала, что это сон, потому что Мэри-Джейн была одета как Старуха Эвелин, в старомодную одежду: габардиновое платье и туфли со шнуровкой, — так что это уж точно был сон, — голос Мэри-Джейн произнес: «Во всем этом есть нечто гораздо большее, дорогая. Тебе действительно лучше поскорее принять решение».

— Послушай, забудь о том, что ты сделал, выбрось из головы, — сказал Томми. Они ехали обратно к Обители, потому что на этом настоял Томми. — Мы должны вести себя так, словно ни в чем не виноваты. Все свидетельства уничтожены, линии отключены. Они не смогут проследить звонки с телефона на телефон. Но мы должны вернуться туда и держать себя так, как будто ничего не случилось, и демонстрировать беспокойство по поводу смерти Маркуса, вот и все!

— Я им скажу, что заволновался из-за Стюарта, — решил Марклин.

— Да, это именно то, что ты должен им сказать. Ты волновался из-за Стюарта. Стюарту ведь нелегко пришлось.

— Может быть, они ничего и не заметили. Может быть, старшины не обратили внимания на то, что я вообще уходил.

— Ты не нашел Стюарта и теперь возвращаешься домой. Уловил? Ты должен вернуться домой.

— А потом что?

— Это зависит от них, — ответил Томми. — Но независимо от того, что происходит, мы должны оставаться там и не возбуждать подозрений. Наша позиция проста: «Что случилось? Может кто-нибудь объяснить?»

Марклин кивнул.

— Но где же Стюарт? — спросил он.

Он мельком посмотрел на Томми. Томми был так же спокоен, как там, в Гластонбери, когда Марклин падал на колени перед Стюартом, умоляя того вернуться.

— Он отправился на встречу с Юрием, только и всего. Стюарт вне подозрений, Марк. А вот тебя могут заподозрить из-за того, что ты сбежал. Соберись, старина; мы должны хорошо играть свою роль.

— И как долго?

— Откуда мне знать? — откликнулся Томми все тем же спокойным тоном. — По меньшей мере до тех пор, пока у нас не появится какая-то естественная причина к тому, чтобы снова уйти. Тогда мы вернемся в мою квартиру в Риджентс-парке и уж там все решим. Закончилась ли игра? Что мы должны будем потерять, если останемся в ордене? Что мы можем выиграть?

— Но кто же убил Антона?

Томми покачал головой. Он теперь внимательно смотрел на дорогу, как будто Марклин нуждался в штурмане. А Марклин не был уверен, что не нуждается. К счастью, он знал эту дорогу наизусть, иначе вряд ли справился бы.

— Сомневаюсь, что мы должны туда возвращаться, — сказал Марклин.

— Это просто глупо. Они же ни малейшего представления не имеют о том, что случилось на самом деле.

— Тебе-то откуда знать? — спросил Марклин. — Бог мой, им ведь мог рассказать Юрий! Томми, включи мозги! Может быть, это не слишком хороший признак: оставаться спокойным перед лицом таких событий. Стюарт поехал на встречу с Юрием, но Юрий к этому времени может уже быть в Обители!

— Ты же не думаешь, что у Стюарта не хватит ума на то, чтобы предупредить Юрия, потребовать, чтобы тот держался в стороне? Сказать ему, что в Обители существует нечто вроде заговора и Стюарт не знает, насколько широко все это расползлось?

— Думаю, у тебя хватило бы рассудка на такое, и у меня, наверное, тоже, но насчет Стюарта я не уверен.

— А что, если Юрий действительно там? Они знают о заговоре, просто они еще не знают о нас! Стюарт не стал бы рассказывать о нас Юрию, что бы ни произошло. Это ты ни о чем не думаешь. Что может сказать Юрий? Он выложит им все то, что случилось в Новом Орлеане, а если дело дойдет до документов… Знаешь, пожалуй, я начинаю жалеть о том, что уничтожил компьютерного шпиона.

— А я не жалею! — возразил Марклин. Томми уже начал раздражать его своими деловыми манерами, своим абсурдным оптимизмом.

— Ты боишься, что не сможешь это выдержать, да? — спросил Томми. — Ты боишься, что сломаешься, как Стюарт? Но, Марклин, ты должен понимать, что Стюарт провел в Таламаске всю свою жизнь. А что такое Таламаска для тебя или для меня? — Томми коротко, невыразительно засмеялся: — Эй, с нами они совершили ошибку, разве не так, братишка?

— Нет, не совершили, — возразил Марклин. — Стюарт знал, что делает, знал, что у нас хватит характера довести до конца планы, которые он сам никогда бы не осуществил. Стюарт ошибки не совершал. Ошибка была в том, что кто-то убил Антона Маркуса.

— И ни один из нас не задержался там достаточно долго, для того чтобы больше узнать о том человеке, о преступлении, о случае в целом. Ты ведь понимаешь, что для нас это удача, да?

— Конечно понимаю. Мы избавились от Маркуса, вот и все. Но что произошло в момент убийства? Элвера разговаривала с убийцей. Убийца что-то говорил об Эроне.

— А не было бы это уж настоящим чудом, если бы убийца оказался кем-то из семьи Мэйфейр? Кто-то из высших ведьм? Говорю тебе, я хочу прочитать все документы о ведьмах Мэйфейр, от корки до корки. Я хочу знать все об этих людях! Я много думал. Должен быть какой-то способ добраться до бумаг Эрона. Ты знаешь Эрона. Он все записывал. Он должен был оставить целые коробки бумаг. И они должны быть в Новом Орлеане.

— Ты слишком забегаешь вперед! Томми, Юрий может быть уже там. Стюарт может сломаться. Они могут знать все.

— В этом я серьезно сомневаюсь, — возразил Томми с видом человека, которому хочется поразмышлять о куда более важных вещах. — Марклин, поворот!