Энн Райс - Талтос

Но вряд ли у них было время на то, чтобы выпить, решил Майкл.

Он вышел на улицу, закурил очередную сигарету и с тихим восторгом наблюдал за тем, как Эш с безупречной официальной вежливостью повел своего пленника в паб, чтобы сразу направить в туалетную комнату.

На другой стороне улицы Юрий в телефонной будке быстро говорил что-то в трубку, — видимо, он связался с Обителью. Роуан стояла рядом с ним, скрестив на груди руки, и смотрела на небо или на что-то в небе — Майкл не мог бы определить. Юрий снова был расстроен, он размахивал правой рукой, держа трубку в левой, и кивал снова и снова. Ясно было, что Роуан слушает его.

Майкл прислонился к оштукатуренной стене и глубоко затянулся. Его всегда удивляло, насколько утомительной может быть простая поездка в машине.

И даже это путешествие, при всей его болезненной тревожности, было таким же, а теперь, когда темнота опускалась на чудесные пейзажи, Майкл все сильнее хотел спать вне зависимости от того, что ждало их впереди.

Когда Эш и его пленник вышли из паба, Гордон выглядел возмущенным и отчаявшимся. Но он явно не в силах был искать помощи или просто не осмеливался на это.

Юрий повесил трубку. Настала его очередь исчезнуть в пабе. Он все еще выглядел встревоженным, едва ли не обезумевшим. Роуан внимательно наблюдала за ним во время поездки, если не была сосредоточена на Эше.

Майкл не сводил глаз с Эша, когда тот снова усаживал Гордона на заднее сиденье. И не пытался скрыть свое внимание. Это было бы слишком утомительно. Впрочем, скрывать не было необходимости. Суть его выводов сводилась к следующему: этот очень высокий человек ни в чем не казался отталкивающим, как и утверждал Юрий. Красив, да, и эффектен, но мог ли он вызвать отвращение? Майкл ничего подобного не замечал. Он видел только грациозное тело и легкие, уверенные движения, говорившие и о настороженности, и о силе. Реакции этого мужчины были потрясающими. И он продемонстрировал это, когда Стюарт Гордон снова потянулся к дверному замку, стоило им остановиться на перекрестке около получаса назад.

Черные мягкие волосы этого мужчины сильно напоминали Майклу Лэшера. Слишком шелковистые, слишком тонкие, слишком густые? Возможно. Майкл не мог бы сказать с уверенностью. Белые пряди добавляли всему облику Эша еще большую эффектность. Черты лица были слишком крупными, чтобы казаться женственными в общепринятом смысле, но при этом лицо выглядело утонченным. Длина носа, пожалуй, компенсировала очень большие и очень широко расставленные глаза. Кожа была кожей зрелого человека, она не выглядела младенчески нежной. Но подлинное обаяние этому человеку придавало сочетание глаз и голоса. Голос Эша мог убедить сделать что угодно, думал Майкл, а глаза окончательно убедили бы любого…

Эш держался с почти детской простотой, но вовсе не был беспредельно прост. А результат? Этот человек казался кем-то вроде ангела, бесконечно мудрого и терпеливого, но в то же время безусловно решительного, способного убить Стюарта Гордона именно так, как обещал.

Конечно, Майкл даже не пытался делать какие-то предположения насчет возраста этого существа. Было весьма трудно не думать о нем как о человеке, просто отличающемся от других, необъяснимо странном. Но Майкл, разумеется, знал, что человеком Эш не был. Он это видел в сотнях мелких деталей: в размере суставов его пальцев, в том, как Эш время от времени расширял глаза, как будто преисполняясь благоговения, и, наверное, в первую очередь в абсолютно безупречных губах и зубах. Такой младенчески мягкий рот не мог принадлежать мужчине с такой кожей, по крайней мере, это было весьма маловероятно, а белизна зубов могла соперничать с каким-нибудь тщательно отретушированным рекламным снимком.

Майкл ни на минуту не поверил, что это существо может быть невероятно старым и тем более, что это и есть великий святой Эшлер из легенд долины Доннелейт, древний король, обратившийся в христианство в последние дни владычества Римской империи в Британии и позволивший сжечь на костре свою супругу-язычницу Жанет.

Но он сразу поверил в мрачную историю, рассказанную ему Джулиеном. Да, вот это существо, без сомнения, было одним из многих Эшлеров — одним из могучих Талтосов из шотландской долины, существом того же самого рода, что и то, которое зарезал Майкл.

В этом у него не было ни малейших сомнений.

Майкл слишком многое испытал, чтобы сомневаться. Он не мог поверить только в то, что вот этот высокий, прекрасный человек и был тем самым старым святым Эшлером. Возможно, он просто не хотел, чтобы это было так, и по многим серьезным причинам, что имело смысл в той сложной системе координат, которую он теперь полностью принял.

«Да, — думал Майкл, — ты теперь живешь в целых сериях абсолютно новых реальностей. Может быть, именно поэтому ты принимаешь все это так спокойно. Ты видел призрака; ты слушал его; ты знаешь, что он там был. Он говорил тебе такое, чего ты никогда бы не придумал и не вообразил. И ты видел Лэшера, ты слышал его долгие мольбы о сочувствии, и это тоже было чем-то абсолютно невообразимым для тебя, чем-то таким, что было наполнено новыми сведениями и странными деталями, и ты с недоумением вспоминаешь о том, как страдал, слушая о несчастьях Лэшера, а теперь Лэшер похоронен под тем деревом… О да, не забывай, — говорил себе Майкл, — не забывай о том, как хоронил то тело, как опускал в яму голову, а потом нашел тот изумруд, поднял его и спрятал в темноте, а обезглавленное тело лежало там, на влажной земле, готовое к захоронению. Возможно, ты способен привыкнуть к чему угодно».

Майкл вдруг подумал, не это ли самое произошло и со Стюартом Гордоном. Не было сомнений в том, что Стюарт Гордон виновен, чудовищно и непростительно виновен во всем. Юрий в этом не сомневался. Но как этот человек умудрился предать собственные ценности?

Майкл был вынужден признаться себе, что всегда отличался особой восприимчивостью именно к такой вот кельтской таинственности и загадочности. Сама его любовь к Рождеству, возможно, уходила корнями в некую иррациональную тягу к ритуалам, рожденным на тех островах. А крошечные рождественские украшения, которые он с такой любовью собирал многие годы подряд, были на свой лад символами старых кельтских богов, и поклонение им налагалось на языческие тайны.

Его любовь к тем домам, что он восстанавливал, иногда подводила его так близко к той атмосфере древних тайн, старых замыслов и дремлющего знания, как только это вообще возможно в Америке.

Майкл осознал, что в каком-то смысле понимает Стюарта Гордона. И что очень скоро вид Тессы сможет полностью объяснить и жертвы Гордона, и его ужасающие ошибки.

Как бы то ни было, Майкл уже испытал столько, что теперь спокойствие для него было просто неизбежным.