Энн Райс - Талтос

— Гластонбери, — качая головой, прошептал Стюарт. — Умоляю вас. Не здесь. Не здесь, — шепотом повторил он и умолк.

В лице Эша ничего не изменилось. Но потом, очень мягко, как будто доверяя ужасную тайну нежному сердцу — сердцу, к которому он испытывал сострадание, он сказал:

— Не может быть союза, не может быть отпрыска. — Он сделал паузу. — Она стара, ваше драгоценное сокровище. Она бесплодна. Ее источник иссяк.

— Стара! — Стюарт отшатнулся, пораженный, не верящий. — Стара! — прошептал он. — Эй, да ты сумасшедший! Как ты можешь такое говорить?

Он беспомощно повернулся к Тессе, которая наблюдала за ним без боли или разочарования.

— Ты сумасшедший, — повторил Стюарт, повышая голос. — Посмотри на нее! Посмотри на ее лицо, на ее тело! Она великолепна! Я привел тебя к супруге такой красоты, что ты должен упасть на колени и благодарить меня!

Внезапно он умолк, все еще не веря, но уже медленно осознавая крушение.

— Лицо у нее будет таким же, пожалуй, и в тот день, когда она умрет, — сказал Эш со своей обычной мягкостью. — Я никогда не видел, чтобы у Талтосов менялись лица. Но у нее белые волосы, и среди них нет ни единой живой пряди. От нее не исходит запаха. Спроси ее сам. Люди пользовались ею снова и снова. Или, возможно, она бродит по свету даже дольше, чем я. Утроба в ней умерла. Источник пересох.

Гордон уже не протестовал. Он прижал ладони к губам, пытаясь ослабить боль.

Женщина смотрела на него с легким, очень легким удивлением. Она шагнула вперед и осторожно обняла длинной рукой дрожащего Стюарта, но заговорила, обращаясь только к Эшу:

— Ты осуждаешь меня за то, что люди сделали со мной, что они пользовались мной в каждой деревне и в каждом городе, куда я приходила, что за многие годы они заставляли мою кровь вытекать снова и снова, пока ее совсем не осталось?

— Нет, я тебя не осуждаю, — горячо откликнулся Эш с нескрываемым беспокойством. — Нет, я не осуждаю тебя, Тесса! Ни в коем случае!

— Ах! — Она снова улыбнулась, легко, почти ослепительно, как будто его ответ был для нее причиной стать невероятно счастливой.

Вдруг Тесса посмотрела на Майкла, а потом перевела взгляд на фигуру Роуан, стоявшую в тени рядом с входом. На ее лице отразились страстное стремление и нежность.

— Здесь я укрыта от всех тех ужасов, — заговорила она. — Стюарт любит меня платонически. Это мое убежище. — Она протянула руки к Эшу и поманила его к центру комнаты. — Не хочешь побыть со мной, поговорить со мной? Не хочешь потанцевать со мной? Я слышу музыку, когда смотрю в твои глаза. — Она притянула Эша ближе к себе и сказала с глубоким, искренним чувством: — Я так рада, что ты пришел…

И только теперь она посмотрела на Гордона, отошедшего в сторону. Он сильно хмурился, все еще прижимая пальцы к губам, и пятился назад, пока не добрался до тяжелого старого деревянного кресла. Гордон опустился на него, оперся головой о жесткие планки, из которых была сделана спинка, и устало склонил ее набок. Воодушевление покинуло его. Похоже было, что его покидает сама жизнь.

— Потанцуй со мной, — попросила Тесса. — И все вы. Разве вам не хочется танцевать?

Она развела в стороны руки и, откинув голову назад, встряхнула седыми волосами, которые и в самом деле казались безжизненными, как у очень старого человека.

Тесса кружилась и кружилась, пока длинная фиолетовая юбка не взлетела вокруг нее, образовав колокол. Тесса продолжала кружиться на цыпочках.

Майкл был не в силах отвести взгляд от ее мягких плавных движений, от того, как она описывала круг, сначала выставляя вперед правую ногу, потом подводя к ней левую, как в неком ритуальном танце.

Что до Гордона, на него и смотреть было больно: это разочарование явно было для него куда важнее самой жизни. И в самом деле, ему как будто уже нанесли смертельный удар.

Эш тоже смотрел на Тессу — восхищенно, возможно, с нежностью, определенно с тревогой, а может быть, даже с жалостью.

— Вы лжете, — сказал наконец Стюарт. Но это было лишь отчаянное, надломленное бормотание. — Вы придумали чудовищную и гнусную ложь.

Эш не потрудился ему ответить. Он улыбнулся и кивнул Тессе.

— Стюарт, моя музыка… Пожалуйста, сыграй мою музыку. Сыграй мою музыку для… для Эша!

Она одарила Эша низким поклоном и еще одной улыбкой. Он тоже поклонился и протянул ей руки.

Гордон в кресле был не способен двинуться с места.

— Это неправда… — еще раз пробормотал он, хотя и сам уже не верил своим словам.

Тесса начала напевать какую-то мелодию, снова повернувшись вокруг себя.

— Сыграй музыку, Стюарт, сыграй ее!

— Я найду, — негромко откликнулся Майкл.

Он огляделся, отчаянно надеясь на то, что речь шла не о каком-то инструменте вроде арфы или скрипки, вообще о чем-то таком, что требовало исполнителя, потому что, если бы это оказалось так, он бы с делом не справился.

Он чувствовал себя разбитым, не в силах испытывать то огромное облегчение, которое ему следовало бы испытать. Ему было невероятно грустно. На какое-то мгновение его взгляд остановился на Роуан. Она тоже, казалось, потерялась в печали, закуталась в нее, и ее глаза следили за танцующей фигурой, теперь уже отчетливо напевавшей мелодию, которую Майкл знал и любил.

Наконец Майкл нашел аппаратуру — современную стереоустановку, выглядевшую почти мистически технологичной, с сотнями крошечных цифровых экранчиков и кнопок. Провода от нее ползли во всех направлениях к динамикам, подвешенным на равных расстояниях вдоль стены.

Майкл наклонился, пытаясь прочитать название диска в проигрывателе.

— Это как раз то, чего она хочет, — сказал Стюарт, продолжая смотреть на женщину. — Просто включите. Она постоянно это слушает. Это и есть ее музыка.

— Потанцуй с нами, — попросила Тесса. — Разве тебе не хочется потанцевать с нами?

Она шагнула к Эшу, и на этот раз тот не смог устоять. Он взял Тессу за руки, потом обнял, как мужчина обнимает женщину в вальсе, в современной интимной позе.

Майкл нажал на кнопку.

Мелодия началась с низких, пульсирующих басовых нот, медленно поплывших из многочисленных динамиков; потом вступили трубы, ровно и жарко, перекрывая слабый голос клавесина, подхватывая ту же мелодическую нить и забирая первенство, за ними следовали струнные.

Эш повел свою партнершу грациозными широкими па по плавному кругу.

Это был Канон Пахельбеля [12] Иоганн Пахельбель — немецкий композитор XVIII века. Писал главным образом для органа. . Майкл сразу его узнал, но исполнялось произведение так, как он никогда не слышал: в искусной аранжировке, с полным звучанием духовых, что, наверное, и задумывал композитор.

Могло ли вообще существовать нечто более грустное, чем это сочинение, что-либо более далекое от романтики? Мелодия нарастала, выходя за пределы стиля барокко, трубы, струнные, клавесин теперь пели собственные партии с душераздирающей яркостью, и от этого музыка казалась одновременно и вечной, и исходящей из глубины души.