Воронье Гнездо

— Ребят, быстро расчистите–ка индивидуальную палату, у нас, возможно, инфекция! — кричал диагност медперсоналу сквозь марлевую повязку.

— Что происходит? — подбежал хирург.

— Есть еще больные с теми же симптомами. Придурок Статский опять запретил отдавать больного, даже несмотря на угрозу эпидемии, — Сева протягивал еще одну маску.

— И толку от индивидуальной палаты? Нихрена она не изолирует ведь!

— Да, но все, что нам остается делать — это пытаться.

— Доктор! — окликнула Всеслава медсестра. — Вас к телефону

— Ну кого там еще… — Сева ушел к телефону. — Алло? Кашемир? … Да. Никаких шуток, если ты звонишь сюда, скорее всего, по наводке нашего тюремного вахтера, то ты, блять, уже не можешь сомневаться в том, что я работаю в долбанном лазарете… Да, сейчас поднимусь… Нет, не смей забирать его! — Сева положил трубку и убежал, крикнув напоследок. — И для второго место организуйте!

В индивидуальной палате тюремного лазарета лежали двое: Слава и Илья. Оба изо всех сил смотрели в потолок, отбрасывая всякие мысли о том, что следует друг с другом поздороваться. Эти люди определенно были чем–то сильно озабоченны, как и люди, спорившие за дверью, которая прямо сейчас распахнется.

Вошли Сева–диагност, Кашемир–невролог и хирург–хирург, а позади из дверного проема выглядывал Лев–невролог.

— Поверить не могу, с какими балбесами ты работаешь! — причитал Кашемир. — Ладно Лева, он всегда был пассивным идиотом и никому не мешал, но твой начальник! Боже, тут вообще нет условий! Как, по мнению этого упертого козла, мы их вылечим!?

— Какая, к черту, разница? — ответил Сева. — Сейчас у нас совсем другая проблема.

— Да, да. Хорошо, если хочешь знать мое мнение, то нужно осмотреть их места жительства.

— Звучит здраво, — сказал Сева и обратился к Илье и Славе, — но вот что меня интересует больше всего: вы, ребята, знакомы?

— Нет! — как один ответили два друга.

— Ладно… Тем сложнее… — диагност развернулся и вышел, а за ним и все остальные.

И только после этого два друга переглянулись. Два бывших друга, которые, не вытерпев и пары секунд зрительного контакта, развернулись на своих койках в разные стороны.

Волшебная атмосфера неловкой отверженности миром и его властелином царила в индивидуальной палате продвинутого, в рамках бюджета, тюремного лазарета, за дверью которого были слышны разговоры бездельников–медиков, шутки и вообще жизнь. И Славе, и Илье хотелось встать с проклятых кушеток, торжественно опрокинуть их, и выбежать за дверь, чтобы вдохнуть жизни. Но они не могли. Они были оставлены в неловкой тишине, будто тайно влюбленные друг в друга мальчик с девочкой, оказавшиеся в такой ситуации в результате действий их общей поверхностно–хитроумной подружки–сводницы, выманившей всех остальных какой–нибудь традиционной уловкой с мороженщиком или самолетом. Или мороженщиком на самолете. Теперь они просто лежали друг около друга, как две палочки для еды при сервировке какого–нибудь дорогого обеда с хвостами угрей, усами тараканов и задницами антилоп. Так и пролежали бы эти палочки до скончания времен, что бы это ни значило, если бы не их назначение. Рано или поздно, палочки для еды обязательно скрещиваются. Если их, конечно, в припадке не переломит какой–нибудь Болезникус Летаргян, не желая есть предложенные помои.

Слава заерзал на кушетке, прерывая всеобщее прослушивание концерта сопения больных бывших друзей в унисон.

— Черт, у меня от этих простыней вся спина чешется! — внезапно заговорил Слава, не услышав ничего в ответ. — Я тут подохну скорее от чесотки и скуки, чем от этой заразы…

— Хм-м, я бы не стал делать такие выводы. В смысле, не потому что мне вполне удобно тут, в отличии от тебя, просто у нас правда серьезные проблемы…

— Ну, давай, перескажи мне одну из твоих универститеских лекций по летаргии. Все равно делать нехрен.

— В том–то и проблема, что пересказывать особо нечего. Нам описывали ее в общих чертах, но никто до сих пор не знает полностью природу болезни, этиологию, лечение… В общем, я хочу сказать, что мы, скорее всего, из этой палаты уже не выйдем.

— В свете последних событий, мне кажется, что оно даже к лучшему.

— И еще, если у нас поврежден мозг, то болезнь может перейти в любой его отдел. Вполне возможно, что следующими симптомами будут неконтролируемое получение удовольствия, или же наоборот — боли.

— Первое было бы охрененно. Подохнуть в зените экстаза, многократно кончая себе трусы, либо на медсестру.

— Нет, я помирать не хочу. К тому же, по закону Мерфи, гипералгезия куда более вероятна.

— Да уж, когда дело касается демонстрации знаний и всяких дерьмовых терминов, у тебя язык длиннее, чем при внезапной встрече со старым другом.

Обрубленная Славой нить разговора раскачивалась в тишине еще недолго после того, как потенциальное ее продолжение приземлилось на дно какой–нибудь метафорической богом забытой ямы, которую в жизни никто не нашел бы.

— Я бы сейчас что–нибудь почитал, — вздохнув, сказал Слава.

— Хватит тебе книг. Ты воспринимаешь их слишком близко к сердцу. Можно сказать, здесь ты как раз из–за книги.

— Ну, с таким же успехом можно обвинить в этом и мою мать: если б она меня не родила, ничего не случилось бы.

— Не утрируй, — поморщился Илья.

— Я здесь скорее из–за какого–то больного дровосека, который порубил парня на куски и решил кинуть со мной в один бак.

— Что?

— Ты же не думаешь, что меня посадили за эльфа? Там был еще чей–то труп, который тоже находился в том состоянии, когда им можно набивать бабушкины пирожки.

— Нет, серьезно?

— Конечно! Того доказательства, что я сейчас здесь, тебе недостаточно?

— Ебаный ты неудачник! — рассмеялся Илья.

— А ты–то зато какой везучий. Убежал, скрылся, и бед не знаешь!

— А что мне еще было делать? Что толку, если бы меня посадили? Просто за компанию? Это тебе не поход в кино, это жизнь, тут солидарностью нихрена не решается. Да, мы оба налажали там, но начал–то все ты.

— Слушай ты можешь просто извиниться, или сказать там, что тебе жаль, все такое?

— Мне не в чем извиняться.

— Ну… Как знаешь. В общем–то, какая разница кому тогда больше повезло, если оба мы в итоге оказались здесь?

— Да, тут ты прав.

— Слушай, я просто должен сказать… Начиная с той ночи с эльфом, я тебя просто ненавижу. Не могу объяснить почему и за что, но так оно есть. Ты должен знать.

— Как скажешь, Слава. Хотя "ночь с эльфом" прозвучало как–то по–гейски.

…

— Так значит, мы заразились от того эльфа?

— Да. Видимо, у него были те же симптомы. Летаргия объясняет то, что он очнулся, когда я его… Кромсал.