Стивен Эриксон - Сады Луны

Он завопил снова и сразу высвободил всю свою силу.

Когда Пути схлестнулись, воздух взорвался. Зазубренные обломки скал разлетелись во всех направлениях. Старвальд Демелейн и Куральд Галейн вступили в бой с Омтоз Феллаком в жестоком водовороте враждующих воль. Трава, земля и камень рассыпались прахом, а в самом центре вихря стоял Рейст, из него во все стороны била ревущая сила. Потоки драконьих чар пронзали его тело, прошивали сухую плоть.

Яггутский Тиран взмахнул своей мощью, словно косой. Кровь хлынула на землю, брызнула густой струёй. Драконы закричали.

Волна слепящего огня врезалась в Рейста справа, будто удар великанского кулака. Тиран завыл, его подбросило в воздух, швырнуло в груду мелкого пепла. Пламя Силаны догнало яггута, от жара обуглились жалкие остатки его плоти. Тиран поднялся на ноги, всё его тело подёргивалось, а из правой руки мощным потоком хлестала магическая сила.

Земля задрожала, когда мощь Рейста обрушилась на Силану и драконица покатилась по склону. Восторженный рёв Тирана сорвался, когда огромные когти — каждый длиной с её предплечье — вонзились в яггута сзади. За первой когтистой лапой последовала вторая, с хрустом пробившая кости на груди Рейста так легко, словно он был сделан из сухого дерева. Новые когти впились в плоть, когда другой дракон дотянулся до яггута.

Тиран беспомощно извивался, а когти подняли его в воздух и начали рвать тело на части. Рейст сам вывихнул себе плечо, когда потянулся назад, чтобы вонзить пальцы в покрытую чешуёй лапу. В момент прикосновения Омтоз Феллак устремился в тело дракона, ломая кости, доводя до кипения кровь. Тиран расхохотался, когда когтистая лапа судорожно дёрнулась и отбросила его. От удара о землю снова затрещали кости, но всё это было не важно. Власть его была абсолютной, сосуд, в котором она покоится, не имеет особого значения. Если потребуется, Тиран найдёт себе другие тела, тысячи тел.

Рейст снова поднялся на ноги.

— Ныне, — прошептал он, — я дарую смерть.

Сад тонул в тенях. Адъюнкт Лорн выпрямилась и отряхнула землю с ладоней.

«Хочешь спрятать жёлудь, — подумала она и улыбнулась, — посади его».

Где-то за деревьями слуги, переругиваясь, торопливо заканчивали последние приготовления к празднику. Лорн заткнула полы плаща за пояс и бесшумно скользнула между увитыми лозой стволами. Вскоре показалась чёрная стена.

За ней лежал переулок — узкий, усыпанный листвой и сухими ветками деревьев, нависавших над стенами соседних усадеб. Попасть в сад — а теперь уйти — было проще простого. Адъюнкт вскарабкалась по стене, цепляясь иногда за вьющиеся стебли плюща, а затем перемахнула на другую сторону.

Под ногами тихо хрустнули ветки, и Лорн оказалась в тени, такой же глубокой, как в саду. Адъюнкт оправила плащ и прошла в конец переулка, где прислонилась к углу стены, скрестила руки и улыбнулась, глядя на сновавших по улице людей.

Осталось добиться двух целей, потом можно покинуть этот город. Впрочем, одно из заданий рискует оказаться неисполнимым. Лорн не чувствовала присутствия Жаль. Может, та женщина и вправду погибла? В сложившихся обстоятельствах это единственное разумное объяснение.

Лорн вглядывалась в людское море, которое волнами несло мимо сотни лиц. В воздухе ощущалось подспудное безумие, и ей даже стало не по себе, учитывая, что городская стража держалась от гуляк на почтительном расстоянии. Адъюнкт заметила: множество лиц объединяет одна печать страха, и все эти лица почему-то казались ей знакомыми.

Перед её внутренним взором Даруджистан застили сотни других городов — из прошлого. Радость и страх, боль и смех — все эмоции слились в одну, все звуки стали неотличимы друг от друга. Лица потеряли всякое выражение, крики стали бессмысленным рёвом истории.

Лорн провела рукой по глазам, затем отступила назад — в глубокую тень переулка. Она сползла спиной по стене и неловко присела на корточки. Празднование ничтожества. Неужели это всё, чем мы являемся на самом деле? Только послушай их! Через несколько часов городские перекрёстки взлетят на воздух. Сотни погибнут сразу, за ними последуют тысячи. И среди развалин, разбитой брусчатки, горящих домов будут мелькать эти же лица, искажённые странным выражением — смесью радости и ужаса. А умирающие станут оглашать улицы криками, слабеющими по мере того, как будет отступать боль.

Она уже видела все эти лица. Знала их все, знала голоса, полные человеческих эмоций, голоса чистых и ясных мыслей, голоса, дрожащие в бездне между первыми и вторым. Неужели это — моё наследие? И однажды я сама стану только одним из таких лиц — навеки замерших в удивлении и смерти.

Лорн потрясла головой, но впустую. Она вдруг ясно осознала, что сейчас сорвётся. Создание по имени Адъюнкт трещало по швам, его броня обратилась в прах, блеск покинул его мраморное величие. Что это? Звание. Такое же бессмысленное, как и женщина, которая его получила. Императрица — только ещё одно виденное прежде лицо, маска, за которой кто-то прячется от смерти.

— Бессмысленно прятаться, — прошептала Лорн, хмуро глядя на сухую листву и ветки вокруг. — Бессмысленно.

Через несколько минут она снова поднялась. Тщательно стряхнула пыль с плаща. Осталось одно выполнимое задание. Найти Носителя Монеты. Убить его, забрать Монету Опоннов. Шутам придётся заплатить за то, что вмешались в дела Империи — Императрица и Тайшренн позаботятся об этом.

Такое задание требовало сосредоточенности, настроенности чувств на один конкретный образ. Лорн чувствовала, что это будет её последним делом. Но она преуспеет. Погибнуть и потерпеть неудачу — немыслимо. Лорн обернулась к улице. Сумерки поднимались от земли и постепенно поглощали толпу. Далеко на востоке зарокотал гром, однако воздух оставался сухим, никакого намёка на дождь. Она проверила оружие.

— Задача адъюнкта, — тихо проговорила Лорн, — почти выполнена.

Она вышла на улицу и затерялась в толпе.

Крупп поднялся из-за своего стола в «Фениксе» и попытался застегнуть пуговицу на кафтане. Ничего не вышло. Чародей снова расслабил живот и устало вздохнул. Ну что ж, хоть почистил кафтан — и то хорошо. Он поправил манжеты новой рубашки и покинул полупустую таверну.

Последний час Крупп просидел за столом — по всем внешним признакам просто бездельничал, но в голове чародея за это время сложился узор, рождённый Даром, и этот узор сильно его обеспокоил. То, что Миза с Ирильтой упустили Крокуса и девочку, всё прояснило — так было со всеми невольными слугами богов: когда заканчивается игра, кончается и жизнь слуги. Монету можно поставить на одну сдачу, но бесконечно держать её на столе слишком рискованно. О нет, удача покинет Крокуса в тот самый момент, когда потребуется ему больше всего, и это будет стоить мальчику жизни.