Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

Враги не могут переплыть море. Вот почему Королевский остров — безопасное убежище.

— Эй. — Я тронул Лаэнара за плечо, и он схватил мою руку, так резко и отчаянно будто тонул. — Нам совсем недолго плыть, не бойся.

Лаэнар взглянул на меня. Его зрачки были расширены, ресницы дрожали, губы были искусаны в кровь.

— Мы так долго плывем, — сказал он. На языке врагов, как в первый день в Атанге. — Мы не доплывем. Мы погибнем.

Я хотел рассмеяться в ответ — но и на смех уже не хватило сил. Поэтому я повторил:

— Мы будем на берегу совсем скоро. Не бойся.

Но я знал — он не может не бояться. Этот страх у них в крови.

Я смотрел на Королевский остров — он медленно поднимался из-за горизонта, его холмы тянулись к небу, обретали форму и цвет. Он был таким же, как на страницах книг: бурное море, острые скалы, облака над ними. Словно ожил рисунок на старинном пергаменте, и следом за ним в мои мысли вплелись слова, которые я читал так часто, что запомнил наизусть.

«Есть пять миров, и тот, что лежит к юго-западу от сердца льда — наш мир. И путь до других миров долог, плыть много дней и недель. Но меж миров разбросаны острова, они дадут путнику передышку и приют, и ближайший из них — Королевский остров».

Он становился все ближе.

Я различал гавань, множество мачт, флаги, бьющиеся на ветру. Лестницы и террасы, поднимающиеся к белому дворцу, зеленые холмы, усеянные цветными пятнами, — что это, палатки, дома? Даже издалека все виделось таким привычным и знакомым, словно здесь соединились прибрежные гавани и Атанг.

Я обернулся.

Берег нашего мира давно скрылся из виду, кругом был лишь океан, сумрачные, пенящиеся волны. С каждым днем они будут все злей, все выше, — приближается время осенних бурь.

Мы должны уплыть как можно скорее, должны найти новую землю и новую жизнь.

— Как много кораблей! — сказала Аник. Ее голос снова стал звонким и ярким, надежда пылала в каждом слове. — Столько людей спаслись! Война еще не кончилась, мы вернемся и отомстим!

Я зажмурился на миг, пытаясь успокоить мысли. Возвращаться — безумное, безнадежное дело, но я так хотел вернуться. Я ничего сейчас не хотел так сильно.

Аник закричала, замахала руками, и с кораблей — уже таких близких — донеслись ответные крики. Нас узнали, нас ждут, мы среди своих.

Но корабль не пройдет сам среди скал, не сможет причалить. Я должен петь.

Первый звук вырвался в воздух, заново разрывая сердце, и корабль ответил, песня полета зазвенела в нем громче, подхватила меня. Она мчалась, и все исчезало, гасло, — оставалось лишь море, небо и песня.

Нет ничего прекраснее магии.

Город изменился.

Я почувствовала это сразу, как только машина раскрылась, выпустила меня. В первый миг мне показалось, что черный пол ангара дрожит, — но это был звук нашей силы. Горящая и чистая, она мчалась сквозь воздух, сквозь плиты и камни, уходила наружу, к земле и открытому небу. Стены города больше не сдерживали ее, — мир стал свободным, и жизнь возвращалась к нему, свет возвращался, возвращались звезды.

Город стал тише.

Я не могла понять это чувство, — ведь ангар бурлил, машины опускались, двигатели пылали и пели, люди смеялись, обнимали друг друга, — черная одежда, черные повязки и оружие повсюду. Потоки горячего воздуха текли вверх, к колодцам, всплески крыльев мелькали там, исчезали в сияющем свете. Нижние ворота были раскрыты, там толпились люди, ждавшие в городе нашей победы, — они кричали, махали нам, их разноцветная одежда сверкала на фоне черных стен.

И все же город стал тише — или просто весь мир теперь звучал вместе с ним.

Машина второй четверки была рядом с нашей — ее воины стояли, прислонившись к борту, уже без доспехов и шлемов. Рядом с Киэнаром был его напарник, рядом с пилотом — защитница машины, воздух звенел от их радости, уверенности и силы.

В день, когда началась война, я шла через ангар одна, без Лаэнара, — и Киэнар сказал мне быть самой сильной. На этом самом месте, но так давно — когда мир еще не был очищен.

Мои мысли стали громкими сейчас, а чувства рассекали воздух, — и Киэнар обернулся.

— Арца, — сказал он. — Ты прекрасно сражалась.

Он сжал мое плечо, и я поняла, — он говорит искренне. И ему жаль меня — он не верит, что Лаэнар вернется.

Я полной грудью вдохнула ликование, пылающее повсюду, отогнала боль и сомнения на самое дно души и сказала:

— Как мы все.

— Да. — Киэнар кивнул и засмеялся. — Как мы все!

Я не замечала раньше, что вода в городе такая прозрачная. В ней был привкус металла, преломлялся белый свет и она сама казалась электричеством, живым потоком.

Амира просила прийти скорее, я знала — они с Рэгилем будут волноваться, если я задержусь. Но мне трудно было выбраться из-под потока воды — он лился, прохладный и чистый, и все мысли становились такими же прозрачными, а чувства сияли ярче.

Я снова слышала слова Мельтиара, и страх расцветал в сердце, — медленно, один за одним поднимались его ледяные лепестки. Я чувствовала, — еще немного, и я не удержусь, мой страх вырвется наружу, немым вопросом метнется к Мельтиару. Но я его звезда, я ничего не должна бояться.

Я выключила воду — воздух сразу стал холодным и колким — и вышла из душа.

Весь год я думала о дне, когда начнется война, и о дне, когда она закончится. Мечтала, как вернувшись в город, я одену самую красивую рубашку. Такая тонкая, почти прозрачная черная ткань, пуговицы, мерцающие звездным светом… И теперь, надевая ее, я зажмурилась, чтобы сдержать слезы. Восторг, боль и страх сокрушали меня, разрывали на части.

Снаружи уже наступила глубокая ночь, — и верхние лампы в коридоре горели приглушенно, белый свет сплетался с красноватым мерцанием сигнальных огней. В это время в городе всегда было тихо, — но не сегодня.

Коридор был полон звуков. Шуршали, открываясь, двери, звучали голоса, шаги эхом разносились по черной плитке пола. И в столовой никогда не было столько народу, как сегодня: люди сидели повсюду, бродили среди стеллажей, выбирали еду. Звенели стаканы, кто-то смеялся, кто-то пел. Девушка у входа плакала, прижавшись лбом к косяку двери, темноволосый воин обнимал ее, повторял отчаянно и тихо: «Пойдем наверх. Нам надо наверх». Их горе затмевало все, ранило так остро, и я поняла, — их было трое раньше, но одна звезда погибла.

Сколько звезд погасло на войне?

Я увидела Рэгиля и Амиру, села рядом с ними. Несколько минут мы молчали, соединив руки. Наша тревога, радость и наши души, — все было общим сейчас.

— Когда вы ели в последний раз? — спросила Амира.

Я покачала головой и потянулась к тарелке.

Еда в городе была простой и привычной, и в ней, как и в воде блуждал прозрачный, электрический привкус. Я попыталась прорваться сквозь вихрь последних дней и вспомнила жгучую похлебку, — мы ели ее в столице, сидя на ступенях разрушенного дворца. Вспомнила продымленное мясо, сухой хлеб, яблоки и золотистый напиток в деревянных бочках.