Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

— Я не хочу спать, — сказала Амира. — Мы можем подняться на перевал, подождать там восхода солнца.

Подождать, пока Мельтиар позовет нас.

Я поняла, — Амира волнуется за меня, Рэгиль волнуется за меня, не хотят оставлять одну.

Я улыбнулась им и сказала так спокойно, как только могла:

— Не сегодня.

— Мельтиар позвал тебя? — спросил Рэгиль.

— Нет, — ответила я и поднялась из-за стола. — Но я все равно к нему пойду.

Я прижала ладонь к его двери. Темная поверхность была холодной, хранила наши имена. Изнутри не доносилось ни звука. Какой я увижу его комнату, если дверь откроется передо мной? Там ли он? Он может быть где угодно: дома, возле зеркал прорицателей или еще выше, в залах, куда не добраться ни по ступеням, ни на крыльях. Он может быть в любом уголке мира, ведь весь мир снова наш.

Но я знала, что он у себя.

— Арца, — сказала я, и дверь выскользнула из-под моей ладони, ушла в стену.

Внутри бурлила темнота. Она накатывала на порог, льнула к стенам, свивалась реками на полу. Воздух над ней дрожал летним маревом, обжигал легкие вкусом грозы.

— Осторожно!

Мельтиар поймал меня за руку, провел между бурных рек. Повинуясь ему, они отхлынули, открыли путь. Двери сомкнулись за моей спиной.

— Не касайся потоков, — сказал Мельтиар. — Это яд и исцеление, обращенные вспять.

Я подняла взгляд, хотела заговорить, но Мельтиар толкнул меня к стене, стиснул мои плечи, наклонился ближе. Я видела, как в его волосах угасают искры темноты, а глаза становятся еще чернее, еще глубже.

— Через четыре дня, — сказал Мельтиар. Мне было жарко от его рук, от его слов, я не понимала, о чем он говорит. — Лаэнар будет там, где горы уходят в море.

— Лаэнар вернется? — Я словно издалека слышала свои слова, удивленные и ломкие, похожие на осколки стекла.

— Да, — ответил Мельтиар. Он был так близко, его голос касался моих губ. — А если не вернется, я заберу его сам.

Он отстранился на миг — грозовой воздух прошел между нами — и указал на волны темноты.

— Я верну ему память, — продолжал он. — Каждое мгновение. Верну тем же оружием, которым ее отняли. Но ему будет больно.

— Мне больно, — сказала я, — от того, что он с врагами.

— Я знаю, — проговорил Мельтиар. — Мне тоже больно, Арца.

Он был так близко, его руки скользили в моих волосах, дыхание касалось кожи. И все чувства проникали еще глубже, — в душу, в кровь, в каждое биение сердца. Я не могла говорить, но мысли вспыхивали сами, — молнии и выстрелы в пылающем небе.

Тебе не должно быть больно, никогда. Я сделаю все, чтобы…

— О, молчи, — прошептал Мельтиар, и я обняла его, закрыла глаза.

Есть пять миров, иначе называемых частями суши, и мир, что лежит к юго-западу от сердца льда, стал нашим новым домом. И путь до других миров долог, плыть много дней и недель. Но меж миров разбросаны острова, где путник может отдохнуть и переждать бурю. Ближайший к нам приют — Королевский остров.

Добравшись до мира, который мы теперь называем своим, наши предки стерли с карт координаты покинутой родины и позабыли дорогу к ней. И у них были на то причины.

Родиной предков был прекрасный мир. Плодородный, с широкими реками, с садами, где трижды в год собирали урожай. Белые мощеные дороги соединяли города, каждый из которых был больше Атанга. Но не все в этом мире были счастливы.

В замках с высокими шпилями и яркими знаменами, жили люди, облеченные властью. Но использовали эту власть лишь для своей выгоды и удовольствий, и от того простые люди прозябали в нищете и ютились в трущобах.

Из всех людей благородного происхождения, лишь орден всадников беспокоился о бедняках. Долгие годы всадники пытались изменить хоть что-то, но властители городов, не желавшие терять богатства и силу, ополчились на них и объявили изгоями в собственной земле.

Но многие простые люди, уже не желали терпеть и смиренно переносить гнет. Они брали оружие и стекались в крепости всадников, готовые сражаться за лучшую жизнь. Но армия властителей была сильней, и выбор был — сдаться или погибнуть.

Но всадники нашли решение. Всех, кто не желает сдаваться и возвращаться в ярмо рабства, они призвали штурмовать гавани. И, отбив десятки сотен кораблей, вместе со своими сторонниками, вышли в море.

Когда земля скрылась из виду, глава ордена всадников провозгласил королем предводителя ополченцев, и поклялся поддерживать его всегда. Так наши предки отправились на поиски нового дома.

Бури и несчастья подстерегали их в пути, но, в конце концов, показался берег. В новом мире не было ни городов, ни дорог, а существа, обитавшие там, лишь с виду походили на людей. Они не желали ни с кем делить землю и, окружив себя колдовством, попытались сокрушить наших предков, но были уничтожены сами.

С тех пор этот мир стал нашим домом, а прежняя родина забыта.

Я смотрел в небо и не мог понять, во сне я или наяву, у знакомых берегов или в чужом краю. Прозрачная высота, тонкие рваные облака, штормовой плеск волн, — говорили мне: ты возле берега, ты дома. Но крики чаек, осенний ветер, запахи, которые он нес, казались неуловимо чужими.

Королевский остров, последний осколок родного мира.

Я закрыл глаза. Я лежал на дне лодки, песня полета текла сквозь нее, была громче волн, отзывалась на каждое мое прикосновение. И неслась прочь, перекликалась с другими кораблями, они пели вместе, завораживали меня. Почти сотня кораблей качалась на прибое, и в каждом из них теперь звучала песня полета.

Она поможет нам, проведет сквозь бурю, когда мы отправимся на поиски новой земли.

Море пело вместе с кораблями, шептало мне: «Уплыть — найти дом, вернуться — погибнуть…» Я столько раз повторял и слышал эти слова, что перестал понимать их смысл.

Море звало меня, но я так хотел вернуться.

Три дня здесь, на Королевском острове, уже казались вечностью. Я не знал, что замышляют враги, и не знал, что собирается делать король. Первый день на острове прошел в тумане усталости, — я запомнил бесконечный подъем по белой лестнице на вершину холма, дворец — уменьшенное отражение дворца в Атанге — королевский совет в длинном зале. Я пытался потом вспомнить слова короля, но не смог. Другие голоса, — радостные, удивленные, враждебные, — заслонили остаток дня, а следующим утром я уже сидел в палатке старшего офицера, писал рапорт, слушал свою задачу и принимал новые полномочия.

«В кратчайшие сроки сделать флот сильнее». Никто не мог объяснить, что именно хотят от меня, и я сделал то, что считал нужным.

Корабль, столько лет дожидавшийся меня в песке возле старого порта, за один день был разобран на планки. Доски, оторванные друг от друга, еще полнились песней полета, жили моим волшебством. Пока их приколачивали к другим кораблям, я пел, — и магия пропитывала их как масло, как кровь, звала в небо и в открытое море. Даже уйдя с пристани, поднявшись на сотню ступеней, я слышал песню полета. Никогда прежде она не звучала так звонко, так ясно.