Ангел Петя

Внушительное подворье, на котором они приземлились, конечно же принадлежало ангелу с солидным числом нитей в крыльях. Спутники стояли на мощеной аллее, обсаженной вековыми дубами. Впереди аллея поднималась на высокий крутой холм, и на середине подъема дубы заканчивались – аллея превращалась в обычную широкую дорогу. Дорога резко брала вправо, скрывалась за отрогом, огибала холм и выводила к воротам замка. Размер замка отсюда оценить было сложно, но определенно это было очень немаленькое сооружение. Пете даже вспомнился пушкинский Исаакий-переросток, в котором он видел пугающих пансионеров своего приятеля.

– Сейчас хозяин этого места здесь один, это хорошо, – раздался в голове голос Ферма. – Сосредоточьтесь и попробуйте его почувствовать.

Петя не понял, на чем следует сосредоточиться и что почувствовать, но послушно навострил свои чувства и стал прислушиваться к себе, но ничего не ощутил.

– Слушайте так, словно пытаетесь установить связь со своим гуру, находясь в эфире. Голоса не слышно, но вы знаете, что он где-то есть. Обострите свой внутренний слух, словно забыли, какой голос у вашего наставника – низкий бас или совсем высокий женский, и ищите голос любого тембра во всех диапазонах. При этом не забывайте, что ищите не своего Булгарина, а кого-то, не известного вам – связываться с гуру сейчас не нужно.

Петя последовал совету. Он представил, что поворачивает ручку настройки древнего радиоприемника, проверяя весь диапазон частот. Вот только что, кажется что-то мощное, взорвалось сильнейшей эмоцией и тут же пропало – проскочил слишком далеко. Теперь медленно-медленно крутим ручку настройки в обратную сторону. Плавно, еще плавней. Уже где-то рядом, совсем рядом.

Вдруг Петя ощутил тоску – такую безысходную и давящую, что захотелось непрерывно громко кричать, только бы ее заглушить. От страшной душевной боли он не сразу сообразил, что тоска эта не его, а чужая – тоска хозяина подворья, которую он слышит. Петя быстро сбил настройку и чужая боль ушла.

– Бедный, как ему сейчас плохо, – потрясенно прошептал юный архан.

– Это у вас пройдет, к чужим страданиям быстро привыкаешь. Давайте, подберемся ближе, скоро всё закончится, – и они полетели низко над дорогой, обогнули холм и приземлились перед крепостными воротами. Выяснилось, что в части приверженности к крупным формам здешний хозяин вполне мог бы дать фору Пушкину с его Исаакием. Очутившись под сводами ворот, Петя ощутил себя небольшим насекомым – возможно, не муравьем, но кем-то не больше некрупного таракана. За воротами оказался огромный замок, возносивший свои башни прямо к небесам, но он не привлекал внимания. Взгляд остановился на исполинском человеке, сидевшем на огромном валуне посреди замковой площади. Человек был одет во что-то вроде серой хламиды, его локти упирались в колени, а руки обхватывали лохматую голову с нечесаной бородой. Человек медленно раскачивался из стороны в сторону. Ферма оставил Петю и вплотную приблизился к сидящему. Только теперь можно было оценить размер хозяина подворья: даже сидя, он был выше архана почти вдвое. А почему бы и нет? Где сказано, что все ангелы должны быть примерно одного роста, и при этом размером с человека?

– Мы пришли проводить тебя! – голос Ферма разнесся по просторному двору замка и отразился от стен, словно был усилен невидимым мегафоном.

Гигант убрал руки и поднял голову. Безысходная тоска, написанная на его лице, начала сменяться ужасом.

– Значит, это правда? Ты – архан и в мой последний час пришел выпить мою душу? – прорычал он.

– Не бойся, мы не арханы! – крикнул Ферма. – Мы пришли тебя утешить. Скоро ты окажешься в другом месте, где тебе будет очень хорошо. Тот мир лучше мира ангелов. Настолько же лучше, насколько этот мир лучше мира людей! Потерпи немного, совсем скоро твои страдания прекратятся!

– Я тебе верю, спасибо, – прогудел гигант, – скорее бы это закончилось. Мне сейчас очень плохо.

Прямо в этот момент на его груди появилось быстро растущее пятно. Вскоре стало видно, что оно заполнено мерцающим сумраком. Пятно расширялось все быстрее и вскоре великан исчез. Мерцающее кольцо побежало по мощеной площади, растворяя в себе брусчатку, замок и крепостную стену. Место, где сидел исполин оказалось центром расширяющейся мерцающей сферы, которая в мгновение ока добралась до горизонта и поглотила его. Еще через миг арханы остались одни посреди мерцающего мрака. Эфир поглотил огромного ангела и его подворье.

– Надеюсь, что в том мире ему будет хорошо, – сказал потрясенный Петя, – как бы мне хотелось узнать, куда...

– Приготовьтесь, сейчас это начнется, – нелюбезно перебил его Ферма.

И это началось, и длилось почти вечность, но все равно закончилось слишком быстро. И после этого стало ясно, что Петя прежде не знал, что такое наслаждение. Все прежде изведанные удовольствия – от еды и питья, секса и творчества с его озарениями, сладость отдыха от тяжелой работы, прохлады после изнуряющей жары – всё слилось, перемножилось, стократно усилилось и ушло, оставив воспоминание в каждой дрожащей клеточке тела.

– Я выпил душу ангела, – потрясенно прошептал Петя.

– Мы вдвоем ее выпили. Теперь мы с тобой, Петр, как братья. Зови меня Пьер и на «ты»!

– Хорошо, Пьер. Спасибо тебе, – рассеянно ответил Петя. Сочетание слов «братья» и «выпил» вызвали у него земные воспоминания с выраженным лингвистическим оттенком. Вспомнился приятель-математик – большой любитель заграничных поездок за казенный счет. Поездки были связаны с семинарами, симпозиумами, а также научными конференциями и, вне зависимости от их тематики, заканчивались единообразно в самом лучшем смысле этого слова. Каждый раз солдаты, офицеры и генералы науки, принимали участие в совместной попойке, на которой, как ни странно, по большей части обсуждались профессиональные темы. Ближе к концу мероприятия, Петин приятель всякий раз выбирал себе приглянувшуюся жертву из числа зарубежных коллег и требовал выпить с ним на брудершафт. Почему-то каждый раз он сталкивался с полным непониманием. Ладно, англоязычные – для них Bruderschaft иностранное слово и, в лучшем случае, они знают, что по-немецки это будет «братство». Допустим, также, что идея перехода на «ты» им не близка из-за отсутствия в современном английском местоимения «ты» – они и кошку зовут на «вы». Но немцы! Казалось бы, сентиментальная нация! Но, почему-то и они, высказывая, полную готовность к переходу на демократическое «ты», никак не могли увязать это с необходимостью поцеловаться с русским коллегой одного с ними пола и со словом Bruderschaft.

– Целоваться будем? – деловым тоном поинтересовался Петя.