Сергей Шуба - Поиски мира

– Я знал, что он пошлёт кого-нибудь сделать это, но не думал, что тебя.

– О чём ты говоришь? Да Танкреду и дела нет.

– Я жду смерти.

– …до тебя сейчас.

– Я жду…

– Но я же сказал.

– Запиши это. Нет дела. Я же сказал…

Он думал, что в замке сможет нормально дышать, но постоянно будто давился воздухом. Хотя в голове прояснилось. Всё тело было легким, немного неуклюжим, из носа текла кровь. Тахиос шёл самостоятельно, чуть-чуть покачиваясь, не задумываясь, куда он идёт.

– Тогда зачем ты пришел?

– У меня есть вопросы.

– Вымахало вороньё…

Рыцарь в серо-красных одеждах, запрокинув голову, смотрел на него. Смотрел, как возносится к хмурому небу рука с острым топориком.

Когда стало ещё светлее и все остановились, сирота осмотрелся, осторожно поворачивая голову. Разгром был полный. Трупы лежали вповалку – их никто не убирал. Их было действительно много – около сотни, может, больше. Оставшиеся в живых рыцари стояли на возвышении, столкнув трон, и угрюмо смотрели на окружившую их стражу и головорезов Байла. Дэл, прислонившись к опрокинутому столу, бинтовал себе левую руку. Нога уже была перехвачена повязкой. Белон Красивый первым увидел Танкреда и улыбнулся. Возможно, его повеселил меч в руках герцога. Или вид взъерошенного, с пятнами крови на щеках, мажордома.

– В ваших силах всё это прекратить! – звучным голосом сказал он.

– Да? Вы, мятежники, злоумышляли…

– Я не мятежник! – резко прервал Танкреда барон, вскинув руку с раскрытой ладонью. – Все видели, я не принимал участие в покушении, и люди, стоящие сейчас за моей спиной, бились, обороняясь, но никак не из желания напасть на вас.

– Ваше величество, – с ненавистью сказал Танкред, всматриваясь в барона.

Тот повёл широкими плечами, словно пробуя накинутую на него узду. И согласился, склонив голову.

– Ваше величество.

Хотя должен был встать на колени.

Тахиос смотрел на появляющихся в зале арбалетчиков, которые деловито становились полукругом, и ему захотелось прогнать этих недоумков к музыкантам на хоры. Там лучше обзор.

– Сукин ты сын, Тахи, когда твоя тётка помирала, так и говорила всем, кто пришел: был, мол, у меня быстроногий паренёк, а с тех пор как умыкнули его в замок, так и весь вышел.

– Мне понравилось, как вы обошлись со степняками, – меж тем говорил владеющий землями на самом юге – у границ с Анриаком и со степью барон. – Вы можете стать истинным правителем дома Наорков и всего Бенорта, проявив свою волю, а можете поддаться своим чувствам и приказать перебить всех.

Зал замер, прислушиваясь к вою ветра за ставнями и голосу этого человека.

«Самая долгая ночь. И никакого рассвета. Ты видишь рассвет, Белон?»

– Тогда друзей у вас не останется, эти волки, – рыцарь пренебрежительно кивнул в сторону людей Байла и Дэла, – принесут вам только головы мертвых, а смерть порождает смерть. Враги, окружающие наши земли, возрадуются. Я же предлагаю вам свою дружбу. И верность.

– В обмен на помилование…

– Я ничего не нарушал! – ещё раз громко сказал барон. – Я, Белон из Гвеллаха, не сражался, и боги знают об этом.

– Да, ты ничего не нарушал. Но эти люди… они теперь твои люди, раз ты вступаешься за них…

– Они могут стать вашими, ваше величество. И расскажут о вашей мудрости лучше, чем трупы. Они не дадут понять себя превратно.

– Каковы же твои условия, Белон Красивый?

– Все, кто хочет уйти – пусть уйдут. Все, кто хочет присягнуть – присягают. Так мы отделим зерна от плевел и будем точно знать, кто наш враг и смело посмотрим ему в лицо.

Сирота переступил с ноги на ногу и увидел, что топчется в крови. Она собиралась огромными лужами по всему залу.

«Сейчас он посмеется ему в лицо и прикажет стрелять из арбалетов. Оставшихся в живых четвертуют на Призамковой площади. Я не хочу на это смотреть».

Непослушными пальцами он отстегнул меч от пояса.

– Воровку? Да? А нам она сказала другое.

– Сказала что ты к блуду её склонял, приёмыш.

– Еле она тебя удержала.

– Я гуляю, где хочу, то-то же.

– Что ты думаешь об этом, Ланье?

– Я ухожу, – сказал Тахиос достаточно громко, чтобы на него все обратили внимание.

В чертоге Наорков повисла тяжелая, недоумённая тишина.

– Что? – переспросил Танкред, не веря своим ушам.

– Я говорю: довольно. Сегодня я спас тебе жизнь, убив троих. Первый воин, граф Кранглех и этот наёмный убийца – они лежат там. Все их видели. Я спас тебе жизнь и я больше не приёмыш. Я ухожу.

Ланье собирался что-то сказать, что-то быстрое и лживое, чтобы выправить положение, но сирота посмотрел ему прямо в глаза и мажордом поперхнулся словами.

– Куда же ты пойдешь? – с любопытством спросило чудовище, приходя в себя и отвернувшись от мятежников. О, оно быстро осваивалось, когда всё было под контролем, не чета тому оцепеневшему юнцу, что дважды застывал сегодня, когда смерть тянула к нему свои пальцы.

– На север.

– К моей дражайшей сестрице?

– Нет. Руо ушел к Гремящему кряжу, я хочу найти его.

– Думаешь взять у него ещё несколько уроков? – расхохотался Танкред, хотя голубые глаза его горели холодным бешенством. – Хорошо, я отпускаю тебя. Видишь, Белон из Гвеллаха – я следую твоему совету. Прощаю дерзких и дарую свободу. Доволен ли ты?

– Да, если это будет относиться и к людям, стоящим за моей спиной, ваше величество.

Тахиос медленно брёл к выходу.

– Я думаю, до рассвета осталось недолго, – слышал он доносящиеся издалека слова. – Скоро найдут нашего верного жреца, и он именем Лига скрепит наши клятвы. Мы же расположимся здесь и подождём. Ланье, распорядись насчёт вина.

– Где же моё счастье? А? Твоего старика увели стражи.

– Ты!? Ты! Как…

– Я Охотница, забыл? Таких, как я, Зеркало притягивает и выводит на след.

Догорающие факела, которые никто и не подумал заменить, чадили.

– Тахиос! Библиотекарь сказал, что книга у него в сундуке, с двойным дном.

На пороге он постоял, посмотрел, как несколько слуг суетливо за ноги стаскивают трупы, что валялись по двору, через открытые внутренние ворота во внешний двор и его вырвало.

Алвириан, ускользнувшая от бойни на конюшне, когда стражники Фэрра избивали всех, у кого на поясе висели кинжалы, и сгоняли вырвавшихся из замка купцов к гостевому крылу, снова проникла в главную башню и, петляя в переходах, наконец-то наткнулась на кухню, дверь которой давно была заперта, чтобы не вломились озверевшие от крови мужчины.

Она стояла на коленях и молила впустить её на разных языках.

Наконец дверь отворилась, и толстая рука матушки втащила её внутрь, тут же с грохотом задвинув засов.