Сергей Шуба - Поиски мира

Ласточка с писком пронеслась у его ног и Ланье торопливо начал спускаться навстречу скачущим охотникам.

Всадники заполонили внешний двор, сдерживая коней. За ними чуть поодаль трусили оруженосцы и слуги. Телеги с добычей были скорее всего пустыми, так как не сильно отстали от конных и грохот колес можно было слышать на призамковой площади.

Танкред заметив Ланье, стоящего на нижнем ярусе, внезапно спрыгнул с седла и направился к мажордому, махнув ему рукой, чтоб оставался на месте.

Они поднялись на самый верх и два угрюмых телохранителя сопели рядом, как большие псы. Ланье про себя отметил, что герцог сильно возбужден, таким он его не видел с той грозовой ночи, когда Танкред отдал свой безумный приказ.

«Пес Тьмы, – припомнил он крики людей, которых избивали копьями гвардейцы, – и доля правды в этом есть».

– Ты тоже вышел поглядеть, как стало теперь? – быстро спросил его герцог. – О, я знаю, ты становишься умнее, мой верный Ланье. Скоро я обучу тебя, как хорошую гончую и ты начнёшь брать след по щелчку моих пальцев.

– Как будет угодно вашему величеству, – неожиданно сухо ответил мажордом, удивляясь, что это на него нашло.

– Хе-хе, будет, будет, не беспокойся, мой обиженный слуга. Сегодня не время, нет, не время. Скажи мне, что же ты увидел?

– Я… – замялся Ланье. Не говорить же юнцу, в самом деле, что ему не нравится вид этих пустырей.

– А должен был увидеть мятеж! – резко сказал Танкред. – Да будут боги свидетелями – они напали на меня!

– Неужели они осмелились? – с опаской спросил мажордом, косясь на телохранителей, которых никак не мог запомнить по кличкам. Этих могучих бойцов привез Белон несколько недель назад и усмехаясь, объявил, что «парни лучше собак – не лают, за ноги не хватают, убивают сразу».

Танкред проследил его взгляд, и глаза его чуть посветлели.

– Эти бестолковые горожане, ты только представь себе, оторвали свои жирные задницы от лавок в тавернах, где они упиваются дешевым пойлом, и решили устроить засаду. Засаду! Мы наткнулись на них в низине за рекой. И они пытались атаковать!

– Но, ваше величество… – Ланье потёр переносицу. – Как они могли знать, куда вы направляетесь? – ведь это же охота, вы могли быть где угодно…

– Когда мы подвесили последнего вниз головой и развели под ним костер, он нам сказал, что их было много. Только представь себе – они разделились по десять человек, вооружились арбалетами, ножами и топорами, а у кого-то были и копья, и разошлись по всей округе. Они должны были подать сигнал, что увидели нас, и остальные бросились бы на помощь. Сучьи дети! А знаешь, кто дал им сведения, что я покину замок?

– Кто же, мой повелитель? – спросил Ланье, против воли ощущая холод внизу живота.

– Этот толстый боров, проклятая тварь, шепчущая молитвы в нашем храме.

Помнишь того старика, что приходил посмотреть на меня и узнать, крепок ли я в вере? Он сегодня появился снова. Как раз подкинул веток в костер, чтобы поджарить этого приверженца Единообразного. И остался там, в лесу, выслеживать остальных.

– А они что же… не пришли? – осторожно спросил Ланье.

– Эти трусы? – фыркнул герцог. – Лишь один отряд бросился на выручку, но они натолкнулись на барона Радзара и тот со своими людьми разогнал их, как зайцев, а ещё одного приволок ко мне. Остальные, увидев столь большое число рыцарей, отступили. На воротах я приказал Фэрру наведаться в дома тех, кого назвал наш пленник, а потом вернуться в лес и перебить тех, кто там засел, если они ещё не бегут, теряя остатки чести, в сторону границы.

«А сам, значит, не стал искушать судьбу. Будешь отсиживаться в замке до последнего, надеясь, что кто-то принесёт тебе победу на блюдечке», – злорадно подумал Ланье, и, чтобы Танкред не прочел этих мыслей у него на лице, снова повернул голову в сторону разрушенных кварталов.

– Ты правильно смотришь. Этот мертвый город следит за мной. Пришла весна, но пахнет гнилью и разложением. Я выйду в поле и погибну в битве, если придется.

– Простите, ваше величество? – переспросил Ланье, думая, что не расслышал.

– Белон Красивый оставил войско на Рогира, а сам прибыл сюда на совет. Он в дне пути отсюда – нас нагнал его гонец в городе. Я даже не стану ждать его – сам выйду навстречу, и Хёрир с ним, с этим неблагодарным городом, – ноздри герцога затрепетали, а глаза чуть выкатились из орбит. – Когда я вернусь с победой, я сожгу тебя дотла, слышишь? Ты слышишь?!

Когда от того, что он смотрел вниз начала кружиться голова, Тахиос счел за лучшее сесть, поджав ноги. Солнце медленно уходило за скалу, и вскоре сирота оказался в густой тени, слушая, как из хижины доносятся звуки тростниковой флейты ритмичное глухое пение. «Южнее Икаонии, подумал Тахиос, южнее Хэгвейских гор… Этого не было на твоих картах, Барах». Южный ветер гладил его лицо, приносил прохладу надвигающейся ночи. Юноша представил себе Руо, уже оклемавшегося, натянувшего кольчугу, стоящего у амбразуры в высокой башне, представил Ульрику Мельдфандскую, медленно едущую на кобыле белой масти среди рядов воинов, пришедших под её знамена, представил Танкреда, мечущегося по своим покоям в бессильной ярости и отдающего глупые приказы. Только чем занимается Дахата он представить не мог. «Если они начали войну, они уже не остановятся от того, что я скажу им, что тот двойник не Отер. Скорее даже убьют меня. Но я знаю, что ей нужно на самом деле, и знаю, что об этом знает настоящий Отер и она это тоже скорее всего знает. Значит, эта… попытается вновь проникнуть в Марку? Это опасно. Не опаснее, чем всё то, что она до этого проворачивала, – возразил себе юноша. – Но она ещё может быть в империи. Отдыхать. Или готовиться. Подбирать себе людей – ведь купца убили, Малтефон теперь здесь, и надолго, магистр же пропал. Я попрошусь в отряд, он не может быть большим. Скажу, что выбрал свою сторону. Им пригодятся сведения о Танкреде, которых двойник просто не может знать. Они возьмут меня, потому что я знаю бенортский, знаю обычаи и знаю людей. И ещё потому, что я прикинусь тем, кто хочет почестей и славы. Должны взять. А по пути в Марку я дам знать Руо, или графине – куда мы идем, и они пошлют за нами лучших разведчиков. Когда же Отера освободят, подойдут наши, и я расплачусь с ней за всё».

Тахиос не знал, о чем поётся в песне, что пели в хижине охург и его ученик, но подозревал, что это заклятия против него. Глаза его смыкались, и он, помянув всех святых, свернулся клубком на остывающем камне и мгновенно провалился в сон.

Утром ястреб с визгливым криком спикировал на юношу, вцепился когтями в плечо, а потом отлетел и, совершив круг над его головой, резко снизился направив свой полет в сторону леса. Солнце выкатывалось из-за горизонта, медью окрашивая змеиные извивы реки, что проглядывали сквозь густую толщу деревьев.