Гейл Карсон Ливайн - Самая красивая

Я хотела спеть, обращаясь прямо к Айори, но на него не смотрела. Однако краем глаза увидела, что он с первых тактов начал раскачиваться. Охранники радостно трясли головами. Иви раскачивалась неловко, но все остальные сидели как истуканы. Я хорошо пела. Они явно сопротивлялись…

…кроме сэра Уэллу, который раскачивался, и тряс головой, и улыбался.

Я закончила. Когда я усаживалась на место, Айори прошептал:

– Лучшая песня за весь вечер.

Я незаметно для окружающих отыскала его руку и сжала в складках своей юбки.

Песни продолжались. Многие ограничивались весьма короткими выступлениями. Это было оскорбительно для королевы, хотя я уверена, что она только радовалась подобному обстоятельству. Она устремила взгляд в никуда и непрерывно улыбалась.

Настал черед Айори. Он отпустил мою руку и поднялся на сцену.

Он пел для всех, но его песня была подарком мне. Я раскачивалась и сияла. Он на секунду встретился со мной взглядом, а потом продолжил петь для всех.

Иви моталась из стороны в сторону, а не раскачивалась. Она была в ярости. Она поняла, что песня не для нее, хотя сомневаюсь, чтобы она догадалась, кому именно посвящена.

Он ушел со сцены и вернулся на свое место. Мы снова взялись за руки.

На сцене пела принцесса Илейни, мать Айори. Я занервничала сильнее. Следующей должна была выступить Иви.

По кивку сэра Уэллу несколько слуг вышли из зала. Я решила, что им поручено позаботиться о тосте, и точно: пока принцесса Илейни заканчивала песню, они вернулись гуськом в зал, неся кубки с медовым напитком.

Королева Иви поднялась на сцену. Подавальщицы двигались по залу, разнося напитки.

Иви облизнула губы. Я подумала, хорошо бы мне промолчать, и пусть она посадит меня в тюрьму, но Иви открыла рот, и я вступила:

Служанка вскарабкалась на сцену, чтобы преподнести Иви кубок.

За моей спиной раздался грохот и звук бьющегося стекла. Учу подскочил. Продолжая петь, я обернулась вместе со всеми на шум.

Пока я пела эти строки, Иви завопила:

– Неуклюжая корова! Ты…

Все разом обернулись и уставились с открытыми ртами на королеву, по платью которой растекалось медовое пятно, а сама она визжала и пела одновременно.

Теперь наша с ней ложь выплывет наружу. Я повернулась к Айори:

– Мне пришлось. Я не хотела.

А Иви все не унималась, распекая служанку:

– Ах ты, деревенщина, видишь, что наделала?

Теперь она во всем обвинит меня и посадит в тюрьму. Родители лишатся «Пуховой перины». К горлу подступили слезы.

– Ой! – удивленно воскликнула Иви, но сразу нашлась: – Я забыла, что нужно петь. Начнем сначала.

Она посмотрела на меня, а потом, должно быть, обратила внимание, какая гнетущая тишина стоит в зале.

Секундная пауза – и снова пронзительный крик:

– Как мне надоели поющие айортийцы! Каждый день у меня от них болит голова. Оскаро не захотел бы, чтобы я страдала от головных болей. – Она собралась и объявила: – Отныне в Айорте больше не будет никаких спевок и никакого пения в замке.

Она быстро спустилась со сцены и выбежала из зала. Уйю сначала последовал за ней, но потом передумал. Остальные охранники даже не шелохнулись.

Я отпустила руку принца и помчалась за королевой. Я понимала, нужно извиниться за то, что я продолжила петь. А еще нужно молить ее сжалиться над моими родителями.

Королева услышала мои шаги, обернулась и заверещала:

– Растяпа, чудовище!

– Ваше величество, прошу вас…

– Ступай прочь, уродина! – Она снова кинулась бежать по коридору. – Оставь меня одну, образина!

Я остановилась и повернула назад. Айори стоял в дверях Зала песни. Я подошла к нему, и он отступил на шаг.

Публика столпилась на маленькой площадке между сценой и креслами. Все разговаривали, кричали или пели. Несколько человек пропели, что они никогда не прекратят петь. Остальные гадали, какая магия помогла Иви одновременно петь и говорить.

Сквозь шум пробился голос сэра Уэллу, который пропел:

– Прошу пройти со мной остальных членов королевского совета. И вас тоже, леди Эза. – Он поискал кого-то среди публики. – Пристав!

Судебный пристав, седовласый крепыш, протиснулся сквозь толпу.

– Мастер Эбби, – обратился к нему сэр Уэллу, – и вас прошу пойти с нами.

Мне стало любопытно, для кого нужен пристав. Для Иви? Для меня? Или для нас обеих?

К нам присоединились принцесса Илейни и мастер Огуссо, музыкальный просветитель. Мастер Огуссо был тем самым простолюдином, что входил в совет. Хормейстер и принц также были членами совета, и если бы не отсутствие королевы, то он прошел бы в полном составе.

Судомойка затянула первую строчку Песни Айорты. Все подхватили с воодушевлением, которого так не хватало весь вечер. Мы ушли из зала под эту песню. Учу перестал слизывать пролитую медовуху и пошлепал за нами.

Пристав передвигался чинно, отпечатывая каждый шаг ударом посоха по плитам, и мне казалось, что это звенят не плиты, а мои кости.

Рядом со мной шел Айори. Нужно было все ему объяснить до того, как Иви начнет лгать:

– Я не хотела петь за нее. Я пыталась отказаться.

– Мила… леди Эза, как это понимать – вы пели за нее?

– Все объяснится в самом скором времени, – сказал сэр Уэллу. – Леди Эза, прошу вас подождать.

Я боялась ждать, но больше ничего не сказала.

Принцесса Илейни оглядывала гулкий коридор:

– Как она могла прогнать наших птиц? Что они ей сделали плохого?

Никто не ответил.

Айори коснулся моей руки и спросил сэра Уэллу:

– Зачем вам понадобилась леди Эза?

Хормейстер только и ответил:

– Скоро.

Он все знал. Ноги у меня подкосились.

– Идемте, леди Эза, – сказал хормейстер.

Мы достигли королевского крыла. Едва мы подошли к покоям королевы, как двери распахнулись. Учу рванул вперед. Все остальные остановились.

– Наконец-то! – В дверях появилась Иви и увидела нас. Она посторонилась, пропуская пса, а потом приосанилась. – Я не звала вас, но пристав и принц Айори могут остаться.