Гейл Карсон Ливайн - Самая красивая

– А как ты добьешься ее гибели?

– Хм… – Он откинулся на спинку стула и уставился в потолок.

Я проследила за его взглядом. Бежевые стены потемнели и стали казаться серыми, а углы погрузились в тень. День подходил к концу.

Мое тело в Пещерах гномов слабело с каждой минутой. Пульс бился медленно.

– Полагаю, – задумчиво произнес Скулни, – я сделаю так, что ее высокое-высокое высочество казнят.

Я подскочила:

– Как?

– Я уговорю ее убить кого-то в замке. Наверняка ее за это казнят.

Я едва сумела пролепетать:

– Кого убить?

– У меня в мыслях три кандидата: твой друг Уйю, король и твой принц.

Я зашаталась от горя:

– Только не Айори.

Скулни начал хохотать.

– И других тоже нельзя!

Я достала из сумочки свой ножик для чистки овощей, решив расправиться со злодеем, чтобы он больше никому не навредил.

Скулни засмеялся громче, и я поняла, что не смогла бы даже ранить его.

Отсмеявшись, он сказал:

– Конечно, его величество мог бы сделать за меня мою работу, когда поправит здоровье. Он мог бы казнить ее за твое убийство.

– Но откуда он узнает, что она натворила?

– Вполне вероятно, что он слышал каждое слово своей жены, пока она сидела у его кровати. Такое случалось раньше. Мне известны несколько примеров. – Скулни пожал плечами. – Но насколько я знаю, любящее сердце его величества не позволит ему назначить наказание в виде смертной казни. Поэтому я не буду ждать.

Как мне отговорить Иви от дальнейших попыток совершить убийство? Она никогда не слушала меня в прошлом, но, может быть, теперь я придумаю что-нибудь и заставлю ее слушать.

– Когда возвращается королева?

Он бросил на меня пронзительный взгляд:

– А зачем тебе знать?

– Хочу подготовиться к нашей встрече.

– Дня через два, скорее всего. У нее есть лошадь. Надеюсь, что по дороге ей повстречается великан.

Если великан ее съест, она появится здесь, в зеркале, и другие будут в безопасности.

Мне нужно было расстроить планы Скулни на тот случай, если она благополучно вернется в замок. Вот бы предупредить Айори! Я попробовала приказать себе покинуть зеркало и оказаться там, где сейчас находился мой принц. Если я призрак, то почему бы мне не полетать, где я хочу? Чувствуя себя глупо, я подпрыгнула… и жестко приземлилась.

Скулни поднял меня на смех.

Сумерки сгущались все сильнее.

– Что происходит ночью? – Мне удалось унять дрожь в голосе, но меня пугала перспектива остаться одной в темноте вместе с этим существом.

– Ничего. Подождем. Теперь наш удел – ожидание.

Я тихонько заскулила.

Потом всхлипнула.

– Слезы – такая скука.

Я зарыдала. Пусть я стала призраком, но слезы лились в три ручья. Айори больше никогда не утешит меня, если я заплачу. Я думала о родителях, сестре, братьях. Я думала о всех песнях, которые теперь уже не напишу и не спою. Я думала о жамМе. Но больше всего я думала об Айори. Айори. Дорогом сердце. Милом Айори. Дорогом. Милом.

Когда наконец я утерла глаза, то решила, что рассвет вот-вот начнется. Но в нашей комнатушке было по-прежнему темно.

В темноте, где я ничего не видела и меня никто не видел, я размышляла про красоту и уродство.

Мое уродство убедило сэра Уэллу, что во мне есть примесь крови великанов. Оно заставляло людей – постояльцев «Пуховой перины», деревенских жителей Амонты, придворных и слуг здесь, в замке, – быть грубыми и жестокими.

При таких обстоятельствах у меня не было возможности стать красивой, почувствовать восхищение в замке или в гостинице. Возможно, мне понравилось бы восхищение, а возможно, оно доставило бы мне меньше удовольствия, чем я ожидала. Несомненно, моя красота не позволила Уйю убить меня, и совершенно точно мне понравилось видеть себя красивой в зеркале.

Погоня за красотой, однако, привела к катастрофическим последствиям. Погоня за красотой превратила меня в камень. Она наделила меня мраморным пальцем и привела сюда.

– Могла бы и спеть мне, – сказал Скулни. – Тогда время пробежит незаметно.

Я отказалась.

– Не хочешь – тогда я спою.

И он запел жалобным монотонным голоском:

– Я замолчу, если ты споешь, – сказала я.

И спела ему загадку. Возможно, ломая над ней голову, он помолчит хоть немного. Как только я запела, то почувствовала себя лучше, сильнее.

– Легкая загадка, – сказал Скулни. – Если бы ты пела днем, я бы еще подумал секунду.

Он разгадал ее. Быстро.

– Спой еще, – сказал Скулни.

– Спою, если дашь мне посидеть на своем стуле.

Мне хотелось узнать, что теперь видит Иви. Быть может, даже уговорить ее разбить зеркальце, хотя его уничтожение могло уничтожить и меня.

Пусть так и будет. Все равно довольно скоро мое тело перестанет дышать.

– Ты сможешь сделать это на рассвете, если до тех пор будешь петь.

И я начала. Скулни пользовался человеческими недостатками. А я спела все песни, какие знала, о человеческих добродетелях. Я пела о дружбе, любви, юморе, доброте, самопожертвовании.

Пока я пела, я чувствовала себя такой сильной, что впору было взлететь. Мне даже показалось, что мое настоящее тело там, в Пещерах гномов, тоже обретает силы. Но нет, оно угасало, почти не дышало.

В конце концов настал рассвет.

Я прекратила петь. Будь я сейчас в своем настоящем теле, у меня бы уже болело горло.

– Вставай, – заявила я. – Дай мне посидеть на стуле.

Он рассмеялся:

– Ты мне поверила, и я провел ночь, слушая прекрасную музыку. Иви мне поверила…

Я набросилась на него. Мне нужно было присесть на его стул, иначе я не смогла бы поговорить с ней. Я попыталась столкнуть его. Он попытался оттолкнуть меня. Но мы оба были пустышками под платьем – ни тебе мускулов, ни костей.

Я удалилась на свое прежнее место у штор, стараясь побороть отчаяние. До возвращения Иви оставалось еще полтора дня. Впрочем, неважно, когда она вернется, если я ничего не смогу предпринять.

Шли часы. Скулни сидел неподвижно, уставившись в зеркало. Если его разговорить, быть может, удастся узнать что-то полезное.

– Ты прежде попадал в руки айортийцев?

– Я побывал у двадцати семи айортийцев, и двадцать четыре из них были женщины, но ни одной такой уродливой, как ты.