Хартман Рейчел - Серафина

Все в одну секунду бросились бежать: одни — к берегу, другие — просто подальше от этой заварухи. Я кинулась вниз по ступенькам на набережную. Рыбаки уже сталкивали на воду лодки и шлюпки, протягивали в неспокойную реку шесты, кричали барахтающемуся, чтобы держался. Ларс, судя по всему, плавать умел, но мешали одежда и холод. Губы его посинели; пальцы никак не хотели сжиматься на протянутых шестах.

Наконец его зацепили и подтянули к берегу, а местные старушки уже спешили от своих плавучих домов с кучами теплых одеял. Один из рыбаков достал жаровню и разжег высоко взметнувшееся пламя, добавив к пахнущему рыбой ветерку нотку угля.

От вида людей, в едином порыве бросившихся помогать незнакомцу, у меня защипало глаза. Горечь, которую я носила в душе с самого утра, с того случая на рынке, растаяла. Да, люди боялись всего незнакомого, но все же с невероятной добротой относились к своим…

Вот только Ларс-то своим не был. Выглядел он обычно, если не считать роста и мускулов, но что скрывалось под его черным колетом? Чешуя? Что-нибудь похуже? А ведь эти самые пугливые горожане из самых лучших побуждений собирались вот-вот снять с него насквозь промокшую одежду. Он уже стыдливо отбивался от помощи одной особенно услужливой старушки.

— Да ладно тебе, парень, — рассмеялась она, — чего меня стесняться? Что мне там нового? Уж за полвека-то небось все повидала.

Ларс трясся — крупной дрожью, под стать его росту и ширине. Ему надо было переодеться в сухое. Мне пришел в голову лишь один выход — и тот слегка бредовый.

Я вскочила на одну из свай пристани, крикнула: «Кому спеть песенку, а?» и затянула а-капелла энергичную вариацию на «Персики с сыром»:

Люди смеялись и хлопали — большая часть толпы теперь смотрела на меня. Ларс лишь спустя несколько мгновений понял, что больше ему уже никак не укрыться. Он застенчиво повернулся к стене набережной с одеялом на плечах и принялся отлеплять от себя мокрую одежду.

Ему бы надо было шевелиться поактивней — в песне всего пять куплетов.

Я вспомнила про свой верный уд, сняла его со спины и ударилась в импровизированный проигрыш. Толпа одобрительно загудела. К моему неудовольствию, Ларс снова уставился на меня. Он что, не верил, что я умею играть? Вот уж спасибо за слабенькую похвалу, Виридиус.

Но тут настала моя очередь пялиться на Ларса, выпучив глаза, потому что у него на теле, кажется, не было совершенно ничего странного. Я не заметила никаких следов серебра на ногах, хотя он довольно быстро скрыл их под чьими-то позаимствованными штанами. Одеяло держалось на плечах огромным усилием воли, но и оно в конце концов соскользнуло. Я вылупилась на его торс. Ничего.

Но нет, погодите, на правой руке кое-что обнаружилось: вокруг бицепса бежала тонкая полоска чешуи. Издали она походила на браслет в порфирийском стиле; он даже исхитрился украсить чешуйки яркими стеклянными камешками. Ее вполне можно было принять за украшение, особенно если не ожидаешь увидеть чешую.

Мне вдруг стало понятно раздражение дамы Окры. Как, должно быть, просто жить, если в тебе нет ничего странного, кроме этой тоненькой полоски! Я, значит, стояла у всех на виду и рисковала собой, а ему и скрывать-то почти нечего было.

Закончила я выступление фанфарой. Ларс уже оделся, и кое-как подобранные рыбацкие тряпки оказались ему лишь немного маловаты. Толпа требовала продолжения, но я выдохлась — прилив энергии, нахлынувшей вместе со страхом, утих. Осталось только додуматься, как слезть с импровизированной сцены; глядя вниз, я не могла даже вспомнить, как сюда и забралась. Видно, отчаяние окрыляет.

Кто-то протянул руку, чтобы помочь мне; я опустила взгляд и уткнулась в темные кудри и веселые глаза принца Люциана Киггса.

Он так улыбался от нелепости всей сцены со мной в главной роли, что мои губы сами собой тоже растянулись в улыбку.

Я спрыгнула; вышло не особенно ловко.

— Мы направлялись к замку Оризон с вечерним обходом, — сказал принц. — Решили остановиться и посмотреть, что за шум… и пение. Отлично вышло.

Многие люди с появлением небольшой группы стражников испарились, но оставшиеся тут же принялись рассказывать нашу историю, да с таким задором, будто она была поинтересней, чем «Белондвег», наш народный эпос. Жестокий граф Апсиг загоняет невинного дурачка на перила моста! Храбрая дева пытается спасти его, благородные горожане выуживают из воды, и все оканчивается триумфальной песнью!

Принца Люциана эта эпопея, казалось, развеселила. Я только молча радовалась, что не пришлось объяснять, зачем я на самом деле затеяла петь — почему-то это всем показалось абсолютно логичным. Ларс тихонько стоял в стороне, не обращая внимания на офицера, который пытался его допросить.

Раздосадованный воин доложил принцу:

— У него нет никакого желания добиваться правосудия, капитан Киггс.

— Найдите графа Йозефа. Я поговорю с ним и объясню, что никто ему не разрешал скидывать людей в реку и уезжать как ни в чем не бывало, — сказал принц Люциан, жестом отпуская своих людей. Стражники удалились.

Солнце уже клонилось к закату, у реки поднялся ветер. Принц подошел к моему трясущемуся другу. Ларс был старше и на голову выше, но у принца Люциана была осанка капитана королевской стражи. Ларс же был похож на маленького мальчика, который пытается спрятаться у себя в сапогах. Что поразительно, ему удавалось.

Но когда принц заговорил, голос его зазвучал неожиданно мягко:

— Вы — протеже Виридиуса.

— Да, — пробормотал Ларс тихо, как и подобает человеку, спрятавшемуся в собственной обуви.

— Вы чем-то его спровоцировали?

Ларс пожал плечами и сказал:

— Я фырос ф его поместье.

— Едва ли это провокация, — удивился принц Люциан. — Вы числитесь его крепостным?

Ларс стушевался.

— Я профел на фольной земле больше года и одного дня. По сакону я сфободен.

В моем сознании проросла мысль: если Ларс родился в его владениях, может ли Йозеф знать, что тот наполовину дракон? Это казалось вероятным, и ярость графа в свете его отношения к драконам становилась вполне ясной. Увы, спросить Ларса об этом в присутствии Люциана Киггса было никак нельзя.