Хартман Рейчел - Серафина

Принц был возмущен.

— Может быть, в Самсаме людям позволено оскорблять своих бывших слуг, но у нас так себя не ведут. Я с ним поговорю.

— Лучше не надо, — сказал Ларс. Принц раскрыл было рот, чтобы возразить, но мой друг перебил его. — Мне мошно идти, да?

Люциан Киггс махнул рукой. Перед тем, как уйти, Ларс вернул мне карандаш — тот был в целости и сохранности, хотя и слегка сырой. Мне хотелось обнять Ларса на прощание, но почему-то сделать это перед принцем я не решилась. Пусть Ларс этого еще не знал, но у нас с ним была общая тайна.

Без единого слова он поднялся по каменным ступеням вверх на мост Волфстут. Его широкие плечи ссутулились, словно на них бременем лежали целые миры, которых нам не дано было увидеть.

— Но я, конечно, могу сказать что угодно, потому что вы все равно сейчас где-то далеко, — подытожил принц Люциан, который, видимо, уже какое-то время пытался со мной разговаривать.

— Простите. — Я оторвала взгляд от Ларса и присела в реверансе.

— Можно уже опустить формальности, — сказал он, смешливо подняв брови, когда я выпрямилась. Принц положил ладонь на свой алый камзол, прямо над сердцем, и серьезно сказал: — Сейчас я просто капитан стражи. Необязательно делать реверанс. И можете называть меня капитан Киггс — или просто Киггс, если хотите. Все остальные так называют.

— Принцесса Глиссельда называет вас Люцианом, — брякнула я беззаботно, пытаясь скрыть смущение.

Он коротко рассмеялся.

— Сельда — исключение из всех правил, как вы уже, наверное, заметили. Моя собственная бабушка называет меня Киггс. Неужели выбор королевы для вас недостаточно хорош?

— Ну что вы, — сказала я в тон его шутливому вопросу. — Я бы не посмела перечить ей в делах такой важности.

— Так я и думал. — Он махнул рукой в сторону лестницы, ведущей вверх, к мосту. — Если не возражаете, давайте поговорим на ходу. Мне нужно вернуться в замок Оризон.

Я последовала за ним; о чем он хотел поговорить, было непонятно, но мне самой Орма дал ясные указания. Я потянулась к кошельку на поясе, но при мысли о фигурке ящерицы мне стало не по себе, словно она могла вдруг высунуть голову без разрешения.

Как бы принц отреагировал, увидев ее? Возможно, лучше просто пересказать ему историю своими словами.

На перилах моста, как до того Ларс, стоял городской дозорный — зажигал фонари в преддверии заката; торговцы, посмеиваясь между собой, разбирали палатки. Принц… Киггс, идущий сквозь редеющую толпу, казался среди них на своем месте, словно и сам был лишь простым горожанином. Я двинулась было по пологой Королевской улице, но он жестом указал на узкий переулок, который вел наверх более прямым путем. Дорога, и так неширокая, сужалась еще сильнее над головами; верхние этажи нависали над мостовой, словно дома наклонялись друг к другу посплетничать. Женщина с одной стороны улицы могла бы одолжить кусок масла у соседки на другой стороне, не выходя из дома. Скошенные дома сжимали небо в быстро темнеющую ленту.

Когда рыночный шум затих вдали и единственным звуком осталось эхо его шагов, Люциан Киггс сказал:

— Я хотел поблагодарить вас за совет по поводу саарантраи.

Я не сразу вспомнила, о чем он говорит. Избиение книгой несколько вытеснило у меня из памяти остальные события того дня.

— Никто больше не осмеливается так прямо говорить с Сельдой, — продолжал он, — даже я. Меня охватило то же замешательство, что и ее, будто проблема могла решиться сама собой, если бы мы отказались признавать ее существование. Конечно, вы, по словам Сельды, много знаете о драконах. Судя по всему, она права.

— Вы очень добры, — сказала я ровно, стараясь не подать виду, что от его слов у меня в груди свернулся тревожный узел. Мне не понравилось, что он ассоциирует меня с драконами. Он был слишком умен.

— Само собой, возникают вопросы, — продолжал он, словно читая мои мысли. — Сельда говорила, что своими знаниями вы обязаны тому, что читали соглашение вместе с отцом. Возможно, частично это так, но не полностью. Ваше спокойствие в присутствии саарантраи — умение говорить с ними, не покрываясь холодным потом, — этому изучением соглашения не научишься. Я его читал; оно скорее заставляет опасаться драконов, потому что в нем дыр не меньше, чем в сыре Дуканахан.

Тревожный узел затянулся туже. Я напомнила себе, что сыр провинции Дукана известен своими дырами; это было простое сравнение, а вовсе не завуалированный намек на Амалин Дуканахан, мою фальшивую мать.

Киггс поднял голову к небу, наливающемуся фиолетовым, сцепив руки за спиной, словно педантичный старый учитель.

— Догадываюсь, это скорее влияние вашего учителя-дракона. Его зовут Орма, правильно?

Я немного успокоилась.

— Именно. Я знаю его целую вечность. Он практически член семьи.

— Логично. Вы к нему привыкли.

— Он многое рассказал мне о драконах, — поспешила добавить я. — Я постоянно задаю ему вопросы; любопытство у меня в крови. — Приятно было иметь возможность хоть отчасти говорить правду.

Уклон здесь был такой крутой, что улица превратилась в лестницу; Киггс скакал впереди, словно горный баран. Вдоль квартала были развешаны праздничные фонари, напоминая о скором наступлении Спекулюса; осколки зеркал рассыпали мерцающие отблески свечей по стенам и камням мостовой. Рядом висели колокольчики; Киггс задел их, и под жизнерадостную какофонию звона мы пробормотали привычную поговорку: «Расступись, темнота, расступись, тишина!»

Кажется, наступил подходящий момент упомянуть об опасениях Ормы, раз уж мы заговорили о нем. Я открыла рот, но не успела издать ни звука.

— Кто ваш святой заступник? — спросил принц без всякого предисловия.

Я в тот момент думала о том, как изложить свою мысль, поэтому не смогла ответить сразу.

Он снова посмотрел на меня; в его темных глазах отражались сияющие блики фонарей.

— Вы назвали себя любопытной. Любопытными обычно бывают дети трех святых. Смотрите. — Он извлек из-под камзола серебряный медальон на цепочке; на поверхности его сверкнули отблески свечей. — Моя святая — Клэр, заступница проницательных. Но вы, кажется, тайнами не интересуетесь, а для святого Виллибальда недостаточно общительны. Я бы поставил на святую Капити — жизнь разума!

Я уставилась на него в изумлении. Вообще-то, мой псалтырь раскрылся на святой Йиртрудис, еретичке, но святая Капити была официальной заменой. Почти в точку.

— Как вы…

— Я стараюсь быть наблюдательным. Мы оба с Сельдой заметили, что вы умны.

От бесконечного подъема мне уже было жарко, но от этого напоминания о том, какой у него острый взгляд, вдруг стало холодно. Нужно держаться осторожней. Несмотря на его дружелюбие, мы с принцем друзьями быть не могли. Мне слишком многое приходилось скрывать, а он по натуре не мог не докапываться до правды.