Ник Перумов - Дочь некроманта

— Отойди, — вдруг глухо сказал монах. — Войду первым я… а дальше уж как судьба распорядится.

И вновь — Ниакрис даже не поняла, что же он сделал: заклятье сработало, словно самая лучшая отмычка, громадная каменная плита, какую не сдвинуть и сотне горных великанов, мягко поплыла в сторону, и в глаза Ниакрис брызнул алый режущий свет.

Она стояла на пороге Его логова.

Монах что-то гортанно выкрикнул, рванулся внутрь, презрев осторожность и рассудок — ведь за дверью всякий разумный хозяин, ожидающий подобных «гостей», не забыл бы припасти пару-тройку гостинцев.

И точно — что-то сверкнуло, мелькнуло, заклубилось — что именно, Ниакрис уже не разглядела. Монах нелепо взмахнул руками, пошатнулся, но на ногах устоял — и в этот миг девушка стрелой промчалась мимо него. Она понимала, что сделал ее спутник — заставил сработать все до единой магические ловушки, припасенные расчетливым хозяином, собой открыл дорогу Мстительнице — и теперь оставалось только довершить.

Она еще успела заметить брызжущие из груди и плеч монаха десятки, если не сотни, тонких кровавых струек — и изумленное выражение на лице ее спутника, словно говорящее: «Как же так, я же должен был через это пройти играючи!..»

Наверное, и впрямь должен был, да не получилось.

Но Ниакрис уже на него не смотрела.

Она очутилась в просторном округлом зале, там, где потолок смыкался со стенами, тянулся сплошной ряд узких окон, скорее даже бойниц. Вдоль нагих стен полыхало пламя — словно кто-то развел костры прямо на каменном полу, длинные багровые языки взлетали почти до самых окон. Правда, пламя это горело бесшумно и бездымно — словно призрак, уродливое отражение живого, настоящего огня, которого так боится все, созданное некромантией.

Конечно, если это — настоящий огонь.

Напротив дверей, у противоположной стены, Ниакрис увидела черный трон — как раз такой, на каком и положено восседать ужасному и отвратному Некроманту, умеющему вырывать людей даже из их последнего прибежища, считавшегося неприступным для любого иного вида магии.

Черное дерево и белые черепа, злобно ощерившиеся жуткого вида клыками, в глубине пустых глазниц мигают зеленые огоньки… словно в читанной давным-давно детской сказке… кто ж это вешал черепа врагов на заборе, чтобы они двор ночами освещали?..

Мысль была совершенно некстати, потому что с трона как раз начинал подниматься Враг.

Ниакрис с каким-то странным облегчением даже увидела, что Он ни в малейшей степени не походит на человека, кроме разве что общего абриса — голова вверху, ноги внизу, руки (или лапы? — не разберешь…) вроде как растут из того, что смахивает на плечи.

Существо куталось в изодранный, ветхий, старый-престарый черный плащ. Кожа — темно-синяя, и даже не кожа, какой-то живой ковер шевелящихся отростков. Ног четыре — больше похожих на столбы, заканчивающиеся чудовищного вида ступнями. Рук тоже явно больше двух, сколько — сразу и не определишь, потому что все тонет в синей не то шерсти, не то живой бахроме… нет, похоже, все же живой бахроме — ишь, как колышется, словно лес щупалец…

Слева от трона замер уже знакомый Ниакрис вампир — тот самый, что испугал ее перед входом в Облачный зал. Быстр же ты, однако, приятель…

В общем, нельзя сказать, что вид этого самого некроманта оказался так уж страшен, потрясающ, обессиливающ или что-либо еще — из превосходных степеней; скорее он казался нелепым и жалким, словно кто-то, второпях готовясь к маскараду, нацепил на себя кое-как, наспех скроенный карнавальный костюм. И эти дурацкие черепа — или же некроманту и положено испытывать удовольствие, сидя среди них и постоянно лицезрея?..

Правда, кое-что осталось совершенно прежним. Глаза. Их Ниакрис — тогда, впрочем, пока еще Лейт — запомнила навсегда. Они не изменились. Синяя живая поросль чудовищно изменила лицо, но отчего-то совершенно не тронула глаза. И сейчас глаза эти в упор смотрели на словно бы застывшую в рывке через зал Ниакрис, смотрели… как-то очень странно смотрели, словно кто-то очень стремился сыграть, сактерствовать ненависть, но ему это очень плохо удавалось…

Меч гномов Ниакрис держала в руке — и одновременно высвобождала все, чему ее успели научить в Храме Мечей. Все, что она использовала в бесчисленных своих приключениях, там, в созданных воображением Стоящего во Главе мирах.

Сердце Врага должно остановиться. Неважно, какой ценой. Пусть реки выйдут из берегов и пробудятся дремавшие невесть сколько веков вулканы. Она зачерпнет силу всюду, где только сможет.

Давно и тщательно сберегавшиеся боевые заклятия, которые она не пустила в ход, даже сражаясь с зомби и прочей нечистью, сорвались с привязи. Ниакрис показалось, что вспыхнул, взвыл и застонал от боли сам воздух, не в силах вместить в себя столько убийственной мощи. Откат тяжело ударил в грудь и саму мстительницу, но Ниакрис уже ничего не замечала. Сила текла сквозь нее, невидимая, вездесущая сила, и сама она, казалось, вот-вот обратится в пламенное копье, нацеленное в грудь врагу, — чтобы пронзить его насквозь и, сделав свое дело, угаснуть.

А миг спустя, неразличимо короткий миг ее высвобожденная Сила встретила Силу другую, не менее могущественную и не менее быструю. Ниакрис показалось, что ее со всей силы швырнули об стену — или, вернее сказать, выстрелили ею самой в стену из тяжелой осадной катапульты. Ее заклятья ломало и корежило, тщательно отбалансированные связки рвались, последовательности смешивало в хаотическую кучу, рвалось, теряло форму и рассыпалось незримым пеплом сгоревшего волшебства.

Ниакрис не остановилась. Враг хорошо подготовился к встрече, он отбил все до единого ее заклинания, но при этом — она чувствовала и отчего-то не сомневалась — сам тоже растратил добрую толику своей мощи. Скорее, скорее, пока он не опомнился, сковать его боем, ведь у этих некромантов небось самое простое заклинание день занимает, если только это не пассивная защита, и потому, коль у него и секунды не останется на размышление…

Меч из кладовых народа поури описал широкий полукруг.

И тут Ниакрис внезапно опередил монах. Его ряса потемнела от крови, однако отступать он явно не собирался.

Что он собирался сделать, Ниакрис так и не поняла. Потому что Враг не собирался драться с двумя противниками разом.

Он не выкрикивал заклинания, не напускал на спутника Ниакрис свои полуживые черепа, он не сделал вообще ничего — он просто приказал монаху умереть. Не остановил сердце, не размозжил голову или еще каким-либо образом убил — а именно приказал умереть.