MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 7

- Я не нарочно, - упрямо твердит Поттер; непослушные прядки его чёлки щекочут мне лицо. - Я… прости, пожалуйста.

- Думаешь, сказал «прости» - и достаточно?!

- Ну конечно, недостаточно, - улыбается Поттер. - Поэтому я сделаю ещё кое-что…

Он слегка наклоняет голову, и я, поняв, что он собирается сделать, обессиленно прикрываю глаза.

Кто-то там, наверху - гриффиндорец, должно быть - решил жестоко надо мной подшутить; решил поиздеваться, показав, как могло бы - если бы, ах-если-бы-если-бы - случиться, если бы мы с Поттером не ненавидели друг друга с того момента, как увидели. Если бы единственной причиной, по которой он ласково целовал меня, не были бунтующие юношеские гормоны, ищущие хоть какого-нибудь выхода. Если бы он не считал, что это неправильно - обжигать дыханием мою шею, скользить губами по коже, словно пуская по ней электрический ток, сжимать мои плечи почти до боли, не то обнимая, не то отталкивая, окутывать запахами травяного шампуня и молочного шоколада…

Это действительно неправильно. И неважно, что мы оба парни; неважно, что мы друг друга ненавидим. Неважно, что мой вздорный характер и его вспыльчивый нрав не позволят нам ладить больше пары дней кряду.

Это неправильно, потому что, сколько бы он ни извинялся жгуче-томительными прикосновениями, нетерпеливыми поцелуями, прерывистым дыханием за сорвавшиеся в пылу спора слова, он всё равно будет считать всё это неправильным.

Я - одна большая ошибка Поттера.

По-хорошему, мне стоило бы оттолкнуть его и уйти - так быстро, чтобы не догнал, не удержал. Но я остался, отвечая на поцелуи, прижимая его к себе, зарывая пальцы в лохматую угольно-чёрную шевелюру.

Это, вероятно, уже моя ошибка.

И за неё, разумеется, придётся когда-нибудь заплатить».

Глава 14.

Они не были детьми одной матери - но их связывали даже более тесные узы.

Дж. М. Робертс, «Островитянин».

Прошлые праздники Рождества, проведённые Гарри в стенах Хогвартса - а уж тем паче с Дурслями, не шли ни в какое сравнение с этим, который Гарри устроил собственными руками. Он помнил, как они с близнецами, чертыхаясь шёпотом и спотыкаясь на лестницах, устанавливали все ёлки, сейчас сиявшие золотом и серебром украшений; помнил, как делался каждый незамысловатый сувенир, с которыми обитатели замка носились теперь, как с бесценным сокровищем. Он помнил, как радостно, несмотря на все неудобства, было оставлять подарки в гостиных, как хорошо было наряжать высокие ёлки - потому что это было маленькое чудо, сотворённое собственными руками. Никакая Авада, никакие ритуалы, исцеляющие умирающих, никакие ментальные искусства, способные заставить человека навсегда потеряться в собственном разуме, никакие летающие машины, говорящие портреты и философские камни не могли сравниться с тем, что Гарри и близнецы сделали этой ночью; они совершенно ничего не стоили по сравнению с, например, одной неумелой улыбкой магглорожденной третьекурсницы Натали МакДональд, чьих родителей Пожиратели убили два месяца назад.

И только одно сводило на нет всю радость, которую Гарри чувствовал сквозь все щиты, отравляло тыквенный сок и сочное мясо индейки, делало праздник обычным днём, непонятно отчего пахнущим хвоей: Кевин, судя по всему, умело избегал Гарри весь день, не попадаясь на глаза самозваному старшему брату.

Промучившись с час-полтора вопросом о том, что теперь делать и говорить, Гарри сдался и отправился искать Кевина без малейшего представления о том, что и как будет объяснять последнему; но, как выяснилось, это самое представление не требовалось. Кевина не оказалось ни в Выручай-комнате - насколько Гарри мог судить об этом, конечно; не оказалось на Астрономической башне, не оказалось ни в одном из заброшенных кабинетов восточного крыла, где по большей части хранили старую мебель. Его не было в Гриффиндорской башне, не было в дальних, пустых темницах подземелий; Кевин не появлялся на кухне, не влезал в тайные ходы из Хогвартса, о чём свидетельствовали охотно сотрудничавшие с Гарри портреты, не попадался на глаза близнецам, не был замечен ни в Хаффлпаффе, ни в Рэйвенкло, не глотал слёзы, запершись в кабинке какого-нибудь туалета. К ужину Гарри успел несколько раз облазить весь замок сверху донизу, заработав ломоту в натрудившихся ступнях, и сильно встревожился. Он, проживший в замке шесть с половиной лет, изучивший досконально Карту Мародёров, исходивший каменную махину вдоль и поперёк, не мог придумать, куда мог бы спрятаться одиннадцатилетний мальчик, проведший в Хогвартсе всего четыре месяца!.. Гарри был уже практически уверен, что в стремлении скрыться подальше с глаз ненавистного Поттера Кевин вляпался в какую-то беду. Мерлин его знает, в какую…

Именно эти мысли бередили чувство вины Гарри, пока он, ссутулившись, ковырял кусок индейки на своей тарелке. Близнецы с пониманием отнеслись к его унынию - не пытались утешать, поскольку ему это совершенно не требовалось, но и не осуждали, поскольку всегда, в любом случае были на его стороне. Не имело значения, прав был Гарри или виноват - Фред и Джордж безоговорочно поддерживали его, как поддерживали бы друг друга; за него, против всего остального мира, если понадобится. Только эта поддержка, пожалуй, помогала Гарри не расклеиться, запутавшись в собственных мыслях и чувствах; близнецы были константой, их любовь - точкой опоры, с которой Гарри был способен перевернуть мир.

Но конкретно сейчас ему не приходило в голову мысль о переворачивании мира или о ещё чём-нибудь, подходящем для рассеянных мечтаний на досуге. Только и исключительно Кевин, проигнорировавший и обед, и ужин, занимал всё внимание Гарри.

Ну куда, куда он мог деться?..

Большой чёрный филин плавно влетел в двери Большого зала; большинство школьников его не заметили, и Гарри, в принципе, тоже не придал сначала особого значения - ну летит себе птица с письмом, и летит, что такого?

«Стоп. А кто, хотелось бы знать, может вот так вот запросто взять да и прислать сюда письмо, когда Пожиратели перехватывают в округе почти всё, что шевелится?»

Филин подлетел к слизеринскому столу и, зависнув перед Гарри, выпустил из лап дымящийся красный конверт. Гарри нечасто доводилось видеть Вопиллеры, но не узнать было бы трудно.

Самым противным в Вопиллерах было то, что, обезвредив их довольно сложными чарами, невозможно было узнать, чего хотел приславший; пергамент всё равно сгорал. Те, кто отлично знал, в честь чего им прислали яркий конвертик, ничуть не сожалели о потерянном содержимом - как Фред и Джордж, обучившие Гарри этим самым чарам. Как утверждали близнецы, это прикладное волшебство не единожды спасало их от риска оглохнуть, выслушивая негодование миссис Уизли.