Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрбпринц

— Каких?

— Я слышал, — объяснил я, — на дне морей сохранились города, построенные еще до первого прибытия Багровой Звезды.

— Я тоже слышала, — ответила она. — И все слышали эти легенды. Но это только, увы, мечта и надежда, что кто-то из рода людского уцелеет в любом случае… Так что, Рич, хотя все наши усилия вроде бы тщетны, однако никто не опустит руки и не скажет: «Прекратим войны! Все равно Багровая Звезда испепелит любые плоды победы».

Я пожал плечами.

— Возможно, нежелание человека принять реальность и ведет его от победы к победе?.. Хотя не проще ли было бы оставить наши дрязги… все равно мир после Багровой Звезды станет другим!.. чтобы…

Она сказала едко:

— Чтобы вернуться к ним, когда Маркус отбудет с добычей?

— Да, — ответил я.

Она покачала головой.

— Рич, я консультировалась… со многими, скажем так, не называя ни имен, ни титулов. И каждый уверен, что, когда поднимутся на поверхность разрушенного мира, все отношения сохранятся, все прерванные прилетом Маркуса споры нужно будет все равно решать… Потому то, что делается, самое правильное из того, что возможно.

Лицо ее было милым и печальным, как у женщины, вдруг ощутившей, что не все проблемы мужчины могут взять и решить, что-то придется делать самим, и это «что-то» далеко не самое легкое и приятное.

— Неужели никто никогда не задумывался, — спросил я с тоской, — как дать бой этой проклятой Багровой Звезде?

Она поморщилась.

— Что за наивный вопрос… Конечно же, задумывались. И не единицы, а… даже не знаю, мне кажется, отпор хотели бы дать все.

— А церковь?

Она посмотрела на меня исподлобья.

— Сложный вопрос. Церковь говорит насчет кары Божьей за грехи людские. Примерно так Господь сжег Содом и Гоморру, но в то же время церковники перетаскивают в самые глубокие пещеры все свои сокровища, книги, готовят места для священников и монахинь.

— Гм, а если бы вдруг Маркусу дали сдачи?

Он искривил губы.

— Церковь заявила бы, что Господь позволил человеку отвести занесенный над его главой меч.

— В общем, — сказал я мрачно, — все в руках человека. Но, что бы он ни сделал, все окажется деянием Господа.

Она улыбнулась.

— Рич, ты такой серьезный…

— Сам удивляюсь, — согласился я. — Совсем же недавно был веселым и беспечным идиотиком, для которого мир был так прост и понятен!

Она улыбнулась и, обняв меня, прижалась всем телом, горячим, нежным и податливым.

— Я и сейчас такая… А ты?

— Я умный, — ответил я. — Но в горизонтальном положении мозг не выше других органов.

Оставив ее тихонько посапывать, я бережно укрыл ее одеялом и поднялся. Когда оделся и выскальзывал из шатра, между лопаток ощутил ее взгляд, но едва быстро оглянулся: она все так же мирно спит в той же счастливой позе, разбросав по широкой подушке роскошные золотые волосы и забросив одну руку за голову.

Бобик поднялся, сонный и недовольный, я взглядом указал ему на место, он поморщился, но послушно лег и тут же заснул.

Ночь достаточно темная, хоть на востоке тучи раздвинулись, пропустив несколько звезд, луна едва-едва угадывается по светлому пятну на туче, в лагере светло вокруг костров, но дальше — черная вязкая тьма.

Сразу двое телохранителей бесшумно возникли рядом. Я сказал шепотом:

— Будьте здесь. Я изволю побыть в одиночестве.

— Ночью опасно, — буркнул один.

— Вот пусть и не попадаются, — ответил я.

— Ваше высочество!

— Я не просто опасен, — буркнул я, — а когда зол… сам себя пугаюсь!

— Я пойду на расстоянии, — предложил второй, — чтобы не мешать вашим возвышенно-опасным мыслям.

— Все равно помешаешь, — отрезал я. — Дальше не ходи, я сказал!

Он послушно замер, а я привычно вышел из лагеря, используя незримность, в ближайшем овражке, густо заросшем высокой травой, перевоплотился в птеродактиля и взмыл к небу.

То ли чудится, то ли перевоплощение да и сам полет даются все проще. Насчет полета подозреваю помощь доспеха Нимврода, он усиливает мои мышцы, словно мощными сервомоторами, а перевоплощение… гм… наверное, просто насобачился.

Внизу поверхность темной земли так и осталась бы темной, если бы не умел смотреть иначе, уж и не знаю, что за диапазон, только и того, что никаких красок, зато все проплывает отчетливо и разборчиво: серый лес, что продолжает уменьшаться и вот-вот станет похожим на мшистое болото, тоже серые, заросшие лесом холмы, одинокие и сбежавшиеся в стайки горы, а то и вытянутые цепочкой…

Пролетев всего ничего, перевалил через небольшую горную цепь, там напряг зрение: с одной из высоких гор тянутся вниз две странные серебряные нити.

Когда облетел на большой высоте вокруг, обнаружил с той стороны горы еще одну, такую же тонкую и блестящую.

Странные ручейки вытекают именно из высокого кратера. Верхушка горы, как понимаю, разлетелась вдрызг от страшного удара изнутри и сейчас разбросана мелкими камнями на мили вокруг.

Ручейки не багровые, как положено любой лаве, а этого странного цвета, словно в самом деле там, в глубине, плавятся несметные запасы серебра.

Я нарезал круги, снижаясь все больше. Ручейки похожи на серебро, но явно не серебро. Смахивает и на воду, но тоже не вода, хотя к ней ближе, чем к серебру…

Почти у самого подножия копошатся человеческие фигурки в длинных плащах. Напрягая свои птеродактильи крылья, я рассмотрел закапюшоненные головы, но дождя нет, как и сильного ветра, так что такая одежка — в данном случае ритуал, форма, чего не люблю, любая секта — это нечто неприятное…

Я спустился еще ниже, стараясь крыльями помогать как можно бесшумнее, хотя иногда пролетал почти над их головами, но все, занятые делом, меня не замечали, а только старательно набирали в медные фляжки этот серебряный раствор.

Я увидел, как светятся их руки, во мгновенном озарении понял все. Они продолжали работу, а я взлетел повыше, перебрался на соседнюю гору, где превратился в огромного дракона.

С огромным камнем в когтистых лапах я с трудом долетел до вершины горы с открытым верхом, глыба выскользнула, огромная, как двухэтажный дом, с силой ударила в воронку.

Я надеялся, что закупорит, однако она всей тяжестью проломила тонкие стенки и просела глубже, еще глубже. Там, снизу, раздалось клокотанье, глыба дважды дрогнула, чуть шелохнулась, укладываясь поудобнее, и все затихло.

Тонкие серебристые нити оборвались. Внизу не сразу поняли, что все кончено, а я за это время вернулся в личину человека и пошел к ним, сильно топая сапогами.

Ближайший ко мне вздрогнул, торопливо вскинул голову. Капюшон от резкого движения свалился, худые руки тут же взметнулись, чтобы вернуть его на место, но я уже рассмотрел и голый череп, и худую цыплячью шею, и желтое лицо с испуганными глазами.