Гильберт Бриссен - Книга Лазури

— Смотри внимательно, мастер, — я повел тряпочкой над бурлящей влагой. — Сейчас ее поглотит Несбывшееся. Она уйдет на дно, растворится, чтобы возродиться в иной вероятности. Возможно — в иной Барасуишо. Но тебя не будет рядом, мастер.

— О… остановись! Не смей!.. Это мой единственный шанс, это все, что у меня осталось!..

— Не слышу правильного ответа.

— Будь ты проклят, чудовище!

— Что?

— Да!..

— Громче!

— Да, я согласен! Согласен!..

Гейм, сет, матч.

— Тогда за работу, падаль, — я спрятал осколки Кристальной Розы обратно в карман. — Можешь даже немного отлежаться перед началом. Когда я получу куклу, они окажутся у тебя. Я буду навещать тебя. Не вздумай халтурить.

— Будь по-твоему, бес. Будь по-твоему… Барасуишо…

Развернувшись, я пошел прочь по волнам цвета мертвого золота.

Я больше не буду хламом, Суигинто.

Коракс

Плетения по-прежнему блокируют боль, но в их движении видна замедленная обреченность. Слишком много силы истрачено, слишком истощены все доступные несовершенному телу резервы — и во вращении красных знаков ясно читается приговор. Они требуют сбросить балласт, отсечь лишнее, спасти жизнь, мою и свою, но до тех пор, пока у них нет права решать за меня, я мог быть спокоен.

Поставить все на кон, бороться до конца — раньше я таким не был. Но раньше мне не представлялась альтернатива между осмысленной смертью и растительной жизнью. После того, что я делал и видел, догнивать долгие годы оставшейся жизни в чужом мире, лишившись не только магии, но и простых человеческих возможностей было невозможно. Поэтому у меня был план, простой и безумный, как и все остальные. У меня было, что предложить Соу напоследок.

Ключ был тяжел для серебряных нитей, но я держал его крепко, словно священную реликвию. Повернуть его без пальцев тоже было непросто, но это казалось лишь еще одним испытанием. Крррум-тум-тум-тум — заговорила собачка на пружине, вззззз — отозвались тонкие шестеренки, трррак-так-так-так — Соусейсеки зашевелилась, поднимаясь, потягиваясь, словно после долгого сна, и не успев открыть глаза, очутилась в объятиях плачущей Суисейсеки. Та быстро и сбивчиво говорила ей что-то, удвоенно сдабривая все выражения своим вечным "десу", но глаза Соу не отрывались от кровавой простыни и ныряющих в соленую воду тончайших нитей серебра, от красных кругов и скрывавшегося за ними лица.

— Мастер! — и мягко, но уверенно отстранив Суисейсеки, она бросилась ко мне, наткнувшись на алую преграду, — Что с тобой, мастер?!

— Теперь все хорошо, Соу, теперь все уже хорошо. Главное позади.

— Что позади? Что с твоим… — она замерла, разглядев, как серебряные нити деловито перебирают плоть, выискивая невосстановимые места. — Как это случилось?

— Мы не успели сбежать до того, как Мегу проснулась.

— Мы? Но я, — она окинула взглядом свои руки, — не вижу на себе никаких следов!

— Джун постарался на славу. Скажи ему спасибо, пожалуй.

— Ну не то, чтобы я сильно помог на самом деле, — смутился он, — после того, как ты сделал те перчатки из собственной кожи и…

— Что-что сделал? — голос Соусейсеки резко похолодел, — Из чего, говоришь, перчатки и зачем?

— Ну, это самое, — Джун, кажется, понял, как проговорился, — твои, э-э, осколки не соединялись чужими руками, и он, ну, снял свою кожу и из нее и этого, истинного серебра, сделал перчатки, а я, потом, уже и с тобой…

— Мастер, зачем?!

— Ты знаешь. Мне недолго теперь осталось, но и это нам на руку. Есть одна идея…

— Но ведь плетения тебя вылечат, зачем ты говоришь такое?

— Не вылечат. Я иссяк, выложился, и они могут только задержать конец, они и машина старого часовщика. У нас будет достаточно времени на подготовку.

— Если бы не твои раны, я бы выбила из тебя эту дурь, — Соусейсеки пыталась казаться серьезной, но слезы накатывались на ее разноцветные глаза, — но сейчас могу только просить — брось эти мысли! Брось все, только живи!

— А я хотел оказать тебе последнюю услугу, выполнить обещание.

— Не нужно обещаний, не нужно…

— Мой сон мог бы стать кораблем для путешествия к Отцу. Все равно на большее он уже не годится.

— Ты еще что-то скрываешь, еще какую-то глупость, которую успел сделать?

— Я достал серебро для рукавиц из наружного сна, и скоро утрачу власть над тем уголком души, который облюбовал.

— И туда хлынет Море, да? Ты все же невыносим, мастер. Но я отказываюсь от твоего предложения.

— Но почему? Ты же знаешь, что мне нет смысла жить в таком состоянии?

— У меня есть другое предложение. То, о котором ты, в своем хитроумии, мог бы подумать в первую очередь.

— Соусейсеки?

— У тебя есть время попрощаться со всеми, пока Мотохару-сан закончит приготовления. Ты, наверное, долго их не увидишь, как и я.

— Что ты задумала, Соу? Не томи душу, рассказывай!

— Завтра, во сне, ты все поймешь — или раньше, если не глуп. Отдыхай и собирайся с силами — они нам понадобятся.

Антракс

Строчки цифр быстро заполняли колонки таблицы. Новая клавиатура весело пощелкивала клавишами. Не сбиться бы, дьявол забодай! Так, так… тут все верно… так… а тут что за ересь? Не может такого быть. Надо звякнуть ихнему менеджеру, пускай холопам шею намылит. Все лучше, чем мне. Сводим дебет… сводим кредит… баланс… все!

Я откинулся в кресле и вытер со лба несуществующий трудовой пот. Когда я оставил Энджу на волнах Несбывшегося и вернулся в свою квартиру, первым мне бросился в глаза огонек автоответчика. Наниматель в крайне невежливой форме напоминал, что до сдачи отчетности три дня, а у меня еще и конь не валялся. Действительно, пора было наконец позаботиться о средствах к существованию — дело делом, а кушать и платить за квартиру надо. Все-таки у нас тут не Япония, да и заботливой старшей сестры у меня отродясь не водилось. Джуну в этом плане подфартило больше. Пришлось вкалывать в ударном темпе, чтобы завершить работу, на которую требовалась неделя, за два дня.

Загрузив результаты в письмо, я отправил его нынешнему шефу. Бухгалтер-фрилансер — амплуа довольно дикое, на такой должности нужно иметь надежных людей, но мне каким-то образом раз за разом удавалось находить халтурку, дававшую средства к существованию. Сильно подозреваю, что все мои работодатели занимались какими-то темными делишками. Предположение бредовое и ни на чем не основанное, но прицепилось прочно. М-да.

С тех пор, как я вошел в зеркало, следуя за духом, в плотном мире прошло две недели. Не знаю, как долго я искал кукольника, но убеждать мне его пришлось никак не меньше десяти дней. Упертый, гад. И выносливый. Я ничуть не сомневался, что последствия нашей задушевной беседы заживут на нем, как на собаке. Надо держать ухо востро — кто знает, что он попробует выкинуть? С другой стороны, гарантия его послушания покачивалась у меня в кармане. Нет, сделает все, как я велю, никуда не денется. Дерево, стекло и шелк — очень непрочные материалы. Один раз он уже мог в этом убедиться.