Три мудреца в одном тазу

- Серега, а я вот вчера насчет штукатура не понял, - вернулся к запавшей в душу теме Колобков. – Что общего-то?

- Совершенно ничего... – равнодушно ответил Чертанов, ковыряя холодную овсянку.

Дизельный генератор после шторма забарахлил, и завтрак остался наполовину сырым. Угрюмченко уже целый час копался в его недрах, но с одной рукой ему приходилось нелегко. Правда, Колобков выдал ему в полное распоряжение Вадика с Гешкой – все-таки по труду у близнецов были пятерки. А школьный трудовик гонял своих подопечных самым суровым образом.

Впрочем, Петрович ему ничем не уступал.

- Щетка сломалась... – ворчал механик, стараясь встать на четвереньки так, чтобы не побеспокоить загипсованную руку. – Кабель прохудился... Шов разошелся... Ты, тот, что потолще, дай-ка сварку.

- Это он тебе, - заявил Вадик.

- Нет, тебе, - отпарировал Гешка.

- Сварку!

- Ты толще!

- Ни фига, ты!

- Сварку!

- Я с Нового Года на два кило похудел!

- А я на три!

- Сварку!!!

- Да ты в дверь не пролезешь!

- А ты в ворота!

- [цензура] мать, где сварка?!! – не выдержал Угрюмченко. И испуганно зажал рот рукой – как уже упоминалось, жена хозяина не выносила мата.

- А-а-а... – довольно заулыбались близнецы.

- Чур, договор, - прищурился пожилой механик. – Вы, черти, не говорите маме, что я вас учу всяким словам, а я не говорю папе, что вы мне ни хрена не помогаете. Идет?

Близнецы переглянулись и кивнули:

- Идет.

- Тогда ты принеси сварку, а ты держи фонарь.

Ремонт затянулся часа на три. Петрович в маске сварщика ползал на корточках, с трудом управляясь со сварочным аппаратом одной рукой. Вторую, неряшливо загипсованную, он прижимал к груди. Вадик держал баллон, а Гешка – фонарь. Причем как бы он его ни держал, механик все равно требовал не придуриваться и направить свет так, чтобы ему было удобно. Хотя такая позиция попросту отсутствовала.

- Черти, скажите кэпу, чтоб не раскачивал посудину! – крикнул Угрюмченко из недр машинного отделения. Оттуда слышался шум сварки и летели искры. – Если у меня сейчас шланг дернется, совсем без рук останусь!

- Ты думаешь о том же, о чем и я? – задумчиво спросил Гешка, глядя на генератор.

- Ага. Давай ему шланг тряхнем!

- Я вам тряхну! – приглушенно прокричал механик. – Не майтесь дурью, черти, лучше держите фонарь правильно! Одно вам дело доверил, и то не справляетесь! Вот я вашему папке скажу, он вам ремня всыпет! Ну все, вроде работает...

Лампочка в кают-компании наконец-то перестала моргать и засветила ровно. Колобков поднял голову и удовлетворенно хмыкнул:

- Да, рано еще электричество на свалку списывать... Матильда Афанасьевна, а в холодильничке пиво еще осталось?

- Осталось, - каким-то очень добрым голосом ответила теща. – Только недолго вам радоваться, Петр Иваныч! Кончится скоро ваше пиво, а нового вы тута не купите!

- А-а! – тоненько взвизгнул Колобков при мысли о таком ужасе. Но тут же успокоился: - Вы меня зря не пугайте, Матильда Афанасьевна! Пива я в Лиссабоне на две недели взял, а мы сейчас старичков до дому подбросим, и обратно домой! С полным трюмом брильянтов! Будете себя хорошо вести, я и вам брильянтовый ошей... ожерелье подарю.

- Да я из ваших рук хлеба кусок в голодный год не возьму! – возмутилась теща. – Лучше помирать буду!

- Ой ли? – ехидно прищурился зять. – То-то вы, гляжу, прямо с голоду пухнете за мой счет-то. Или это вы на свою пенсию икорку черненькую сейчас трескаете?

Матильда Афанасьевна поперхнулась черной икрой, которую действительно наворачивала столовыми ложками, и свирепо уставилась на своего вечного врага. Тот ответил таким же взглядом. Их жена и дочь нерешительно переводила глаза с мужа на маму, размышляя, кого поддержать на этот раз. Обычно она старалась лавировать между противоборствующими стихиями, создавая у каждого иллюзию, что стоит именно на его стороне.

Однако на этот раз перебранка затухла в самом начале. Из ходовой рубки донесся крик штурмана:

- Земля!!!

Глава 6

Природа, звонко пробуждаясь,

Теплом и радостью полна.

И громко солнцу улыбаясь,

Повисли дети из окна.

Альфред Хичкок

- Это ваш остров? – прищурившись, спросил Колобков.

До эйкрийского утра оставалось еще часов шесть. Далеко впереди в луче мощного прожектора виднелась темная масса, круто поднимающаяся из воды. В бинокль можно было разглядеть редкие кокосовые пальмы, торчащие на берегу то там, то сям. А дальше вставала сплошная стена зелени.

- Лучше подождем утра, - предложил Фабьев. – В темноте я к берегу не пойду – черт его знает, где там идти. Может камни, может мели...

- Подождем, конечно, - согласился Колобков. – Где на якорь думаешь вставать, Василь Василич?

- Так сразу не решишь... – пожевал папироску штурман. – Но не здесь – смотри, какой тут берег крутой. Может, с другой стороны пристань получше будет? А, деды? Это же ваш остров, или нет?

- Остров? – удивился Мельхиор. – У нас есть остров?

- Кто из вас, молокососов, украл мою вставную челюсть?! – повысил голос Каспар.

- Зачем тебе вставная челюсть, у тебя же все зубы свои! – брюзгливо посмотрел на него Бальтазар.

- Ну и что? По-твоему, я не могу иметь вставную челюсть?! Я ей орехи колю! Кто ее взял?!

- Смотрите, я нашел картинку с нашим островом! – раскрыл книгу Мельхиор. – Точь-в-точь, правда?

- Это не остров, это сливовый пудинг, - фыркнул Бальтазар.

- Пудинг? Мы живем на пудинге? – удивился Каспар. – А почему никто мне об этом не говорил?

- Старый дурак! Вы оба старые идиоты! – разозлился Бальтазар. – Зачем я только с вами связался?! Вы же все время только путаетесь у меня под ногами! И уверен, хотите меня убить! Все хотят меня убить, все! Вот этот стол ведет себя очень подозрительно! И не смотри на меня так!

Колобков, Фабьев и Грюнлау уставились на Бальтазара, орущего на ни в чем не повинный столик, и одновременно вздохнули. От полоумных волшебников помощи ожидать не приходилось.

- Петер, ты не хотеть взять эти старый колдун с собой на Земля? – прошептал Грюнлау. – Я думай, зоопарк Гагенбек их тоже принять с удовольствием.

До самого утра «Чайка» осторожно шла вокруг острова Волхвов, выбирая место, где лучше встать на якорь. Петрович возился с эхолотом, промеривая глубину. Пока что результаты не обнадеживали.

Постепенно воздух начал светлеть. Тепорий завершил очередной цикл и вновь засветился – сначала слабо, потом все ярче и ярче. Наступало эйкрийское утро.

И в бледном свете тепория, пропитавшего воздух, «Чайка» начала входить в крохотную бухточку – пожалуй, единственное место на всем острове, где можно было спокойно встать на якорь. Подойти вплотную огромная яхта все равно не смогла – у самого берега начиналось мелководье. Осадка «Чайки» составляла четыре метра – не то чтобы очень много, но все-таки и не мало.