Галина Герасимова - Герасимова Галина Васильевна

— Вытащи из меня эту гадость, — прошептал смотритель, отводя глаза от устрашающего зрелища. Стараясь думать только об операции, я пережала корень пинцетом, не позволяя ему двигаться, и посмотрела на пульсирующие наросты. Кажется, я догадалась, что было внутри.

— Держи и не смей дергать, — сказала я приказным тоном и подала парню пинцет, а сама аккуратно надрезала самый крупный из узелков. Внутри предсказуемо оказался шип. Блестящий, красный от крови и острый, как игла. Представляю, что стало бы с рукой смотрителя, если бы мы сразу дернули за корень.

Аккуратно, стараясь не задеть кожу, я срезала шип и принялась за следующие наросты. Кагэ шипел от боли, но терпел. А узлов оказалось нескончаемо много…

Счет времени был потерян. Возможно, прошло пять минут. Вероятнее, полчаса. Мне показалось — вечность, но сейчас это не имело значение. Последние шипы были срезаны, а резко выдернутый корень вместе с разросшимся стеблем неподвижно лежал рядом со смотрителем, на заляпанном кровью полу.

Я промывала парню раны, обильно дезинфицируя и перевязывая. Несмотря на все мои старания, рука выглядело ужасно, но Кагэ обещал, что за пару дней заживет. Да и впрямь — чернота уходила, потихоньку, почти полностью отступив у локтя.

Закончив работу, я обессилено села рядом со смотрителем, положила остатки бинтов в аптечку, туда же сунула ножницы… и неожиданно для себя заплакала.

Кагэ молчал. Притянул мою голову к себе, тихонько поглаживал здоровой рукой волосы и молчал.

Возможно, тишина сейчас была лучшим лекарством для нас двоих.

Странное это явление — одиночество. Оно может возникнуть даже в шумной кампании, посреди огромной, грохочущей толпы — и накрыть тебя с головой. А может подкрасться незаметно, уютно угнездившись в глубине и потихоньку подтачивать душевное спокойствие. Недаром замечают, что одинокие люди — весьма творческие натуры. Возможно, дело даже не в скрытом таланте. Просто желание поделиться с кем-то своими впечатлениями выливается в нечто настолько яркое и необычное, что не оставляет никого равнодушным.

Я улыбнулась своим мыслям и отложила в сторону карандаш. Списывать отсутствие желания творить на счастливую жизнь — оправдание для лени не худшее, но и не лучшее. Впрочем, действительно, наброски получились так себе. Завтра перерисую, после того, как схожу в больницу. Ведь с тех пор, как я встретила Югату, а после Кагэ, одиночество мне не грозило.

И всё-таки зря я так сильно переживала — на смотрителе раны заживали удивительно быстро. По крайней мере сейчас он, ни разу не пожаловавшись, лазал по удаленным местам чердака, вытаскивая оттуда разный хлам (назвать вещами кучу полусгнивших тряпок и истлевших писем у меня язык не поворачивался). В то время как я делала наброски домашнего интерьера.

Надо сказать, что до этого и у меня было дело — я обследовала темные углы и старые сундуки, в поисках чего-либо интересного. Но, к сожалению, единственная лампочка на чердаке потухла почти сразу после включения, а взятый с собой фонарь продержался не намного дольше.

— Асаяке-тян, помоги с коробкой! Мне далеко до богини Кали, и рук у меня всего две, причем одна сейчас мало функциональная. И если вон та железная штука с полки свалится, то будет очень грустно.

Я отвернулась от окна, откуда открывался прекрасный вид на местность, и где было хоть немного света, и в полумгле приблизилась к смотрителю. Стукнулась коленкой о старый сундук, пока шла, чем вызвала смешок у Кагэ. Парень стоял на трехногой табуретке, слегка покачиваясь, держа в руках большую доверху набитую коробку. Её товарки уже лежали внизу ровными рядами, и коробка была последней на полке, за исключение железной банки, за которую она зацепилась углом. Двинь её смотритель чуть дальше, и банка полетела бы прямо на него, а поднимать обратно, видимо, было неудобно.

Черт, и почему я такого маленького роста? Пришлось встать на цыпочки, чтобы подхватить руками низ коробки, в то время когда парень аккуратно отодвигал банку в сторону.

В отличие ото всех предыдущих, коробка была на удивление тяжелой.

— Не возись! — прорычала я, ощущая, что руки начинают дрожать. Так и на ногу грохнуть не долго. На больную, по закону подлости.

— Потерпи немного, — табуретка под смотрителем опасно закачалась, когда парень вдруг лихорадочно зашарил по полке, и вскоре на меня сверху полетело что-то белое, мягко шлепнув по носу. В то же время вес коробки исчез, и Кагэ, с легкостью её удерживая, спрыгнул на пол. Потирая ноющие от тяжести руки, я наклонилась — под ногами лежал потрепанный запечатанный конверт.

— Нашёл под банкой — пояснил смотритель, слазав на табуретку еще раз и вернувшись со злополучной железкой. Добавил груз к остальным, затем посмотрел на внушительную гору коробок и спросил, — Будем спускать вниз или посмотрим здесь?

— Давай тут. Только к окну поближе, в темноте мне ничего не видно.

Всё еще держа письмо в руках, я вернулась к старому креслу, облюбованному у окна, и распечатала конверт. К великому разочарованию, обратного адреса, как и имени отправителя, на нем не было, а внутри лежал обычный засушенный кленовый лист. "Наверное, память от романтичной прогулки", — подумал я, и с вздохом положила конверт на узкий подлокотник.

А вот Кагэ оказался внимательнее, приметив на нем одну немаловажную деталь.

— Посмотри-ка на печать, — сказал он, пристально рассматривая разломанный сургуч. Внутрь он тоже заглянул, на всякий случай, но похоже не нашел там ничего интересного. Я поднесла конверт к свету — и ахнула: печать по форме идеально совпадала с одним из знаков на часах, оставленных дедом. К тому же теперь, вставший на дыбы единорог легко угадывался в хитросплетении линий, чего не было заметно в его уменьшенной копии.

— Может, нам стоит поискать какой-нибудь клён в округе? — задумчиво протянула я, заодно проверив листок на просвет. Но тот оказался обычным засушенным листиком.

— Их здесь не слишком и много, — подтвердил мою догадку Кагэ, и выглянув в окно, указал на восток, — У самой ограды посажено несколько штук, но относительно недавно, лет двадцать-тридцать назад. Вряд ли они помогут с решением проблемы. Если письмо связано с загадкой особняка, то нужно дерево много старше.

— Скорее даже трухлявый пень, — мрачно добавила я, прикидывая, сколько времени уйдет на исследование огромного сада. Неделя, не меньше. Это если не учитывать возросшую опасность лишиться руки или ноги от случайной царапины. А ведь остатки клена давно могут быть погребены под густой травой.

А самое обидное, если время будет потрачено впустую. Я пододвинула к себе верхнюю коробку, надеясь за работой отвлечься от грустных мыслей.