Ольга Сергеева - Хозяин Стаи

— Твой отец на пару дней отплывает из Годрума, — Зуру не заставляет себя ждать. — Большая часть флота Тайко-Сида у нас под контролем, но нескольким кораблям удалось уйти в открытое море. Они скрылись где-то в районе островов: надеются там отсидеться. Но твой отец твердо намерен их отыскать.

— Не думал, что он решит стать моряком! — темная бровь Ледя недоуменно изгибается, но старый наставник прекрасно знает своего бывшего ученика: мимика его лица и тела лишь составная часть его слов. Никогда он не позволит отразиться на своем лице тому, что не собирается высказывать вслух.

— Он решил занять место Тайко-Сида и стать хозяином Годрума. А Годрум — город пиратский.

— Я думал: он был пиратским городом!

Зуру молчит в ответ. Зачем произносить лишние слова, если молчанием иногда можно сказать намного больше. И уж точно в молчании гораздо больше удается услышать. Ледь отворачивается от него и смотрит в сторону залива, словно действительно собирается разглядеть корабли Тайко-Сида, как раз сейчас, очевидно, отплывающие от причала в Годруме и берущие курс на прибрежные острова… Нет, уже корабли его отца!

— Не подумай только, что я не рад тебя видеть, — Ледь вновь поворачивается к старому оборотню, — но то, что ты сообщил мне, мог рассказать и любой из гвардейцев. Зачем моему отцу понадобилось посылать тебя, ведь именно сейчас, в его отсутствие, ты как никогда нужен в городе?

Зуру позволил легкой улыбке прикоснуться к губам и не стал ее скрывать: пусть его бывший ученик видит, что наставник доволен его проницательностью!

— Он послал меня узнать о Зан.

— С ней все в порядке, — Ледь не удивлен этим вопросом: нет ничего странного в том, что и его отец, и Зуру интересуются этим. Но почему же ему лишь усилием воли удается заставить себя рассказывать о ней?

— Твой отец просил передать, что он понимает, как тяжело с оборотнем, только что прошедшим инициацию.

Ледь кивает в ответ. Если Зуру захочет, он может увидеть в этом кивке благодарность отцу за понимание и поддержку и передать ему. А может увидеть просто кивок.

— Я на время переселил ее в главный дом. Мне приходится быть рядом с ней практически постоянно.

— Она знает, зачем это нужно?

— Нет.

— Ты не рассказал ей?

— Я отвечаю только на те вопросы, которые она мне задает!

Взгляд глаза в глаза. И разница в росте не мешает. И даже разница в возрасте, кажется, перестала существовать! Зуру вспомнил, как несколько дней назад в разговоре с его отцом он назвал Ледя мальчиком. Хозяин тогда вслух ничего не сказал, только искривил губы в своей обычной холодной усмешке. Сейчас Зуру понял, что больше он не будет так его звать. Он никогда не был дураком, а это глупо называть мальчиком того, кто достаточно взрослый и достаточно сильный, чтобы собирать собственную стаю.

Шестой день после инициации.

Проводив старого оборотня, Ледь вернулся в спальню. Но сначала он завернул в одну из малых гостиных. Поэтому в комнату он вошел уже не с пустыми руками и даже не с подносом с завтраком, как делал это довольно часто. Он принес с собой кифару — четыхструнную красавицу с изящно изогнутой декой — единственный музыкальный инструмент, на котором он умел играть. Кстати, учился он именно на этой. А уехав в Махейн, оставил ее здесь. Она послушно ждала его все это время, и сегодня утром, когда его пальцы вновь прикоснулись к ней, ему показалось, она узнала его. Деревянный лакированный корпус был удивительно теплым, а струны отозвались едва слышным звоном, когда он взял ее в руки. Еще вчера вечером он не помнил о ней, и Ледь не знал, почему именно после разговора со старым оборотнем ему вновь захотелось услышать, как она запоет под его пальцами.

А Занила уже не спала, когда он вошел в спальню. Она лежала на животе посреди кровати, завернувшись в смятое покрывало, разбросав вокруг себя подушки и положив голову на скрещенные руки. Ее глаза были открыты, но взгляд не двигался. Она, не моргая, смотрела в одну точку прямо перед собой. И Ледь, кажется, знал, что видит она совсем другое место, а точнее — другое время.

Оборотень присел на кровать, осторожно положив кифару на пушистый ковер у ног. На этот раз ему показалось, что она звякнула обиженно. А Занила и вовсе никак не отреагировала на его появление. Ледь забрался дальше на кровать и наклонился над ней. Осторожно отодвинул с ее спины покрывало и, едва касаясь, самыми кончиками пальцев провел вдоль линии позвоночника. Она вздохнула и слегка пошевелилась, отзываясь на его прикосновение, длинные серебристо-светлые ресницы моргнули, разрушая хрустальную сосредоточенность взгляда. Непослушные немного спутанные волосы окончательно сползли на бок, открывая совершенные линии ее спины, словно приглашая коснуться. Или, может быть, это Ледь не мог устоять? Опершись руками с обеих сторон от ее плеч, он медленно опустился, прикоснувшись губами к ее шее, прижавшись грудью к ее спине. Занила глубоко вздохнула и потянулась. Ледь почувствовал, как двигаются ее сильные мышцы.

— Тебе не тяжело? — спросил он совсем тихо, скорее просто выдохнул, заставив пошевелиться волосы на ее затылке. Рука Занилы, изогнувшись, скользнула по его руке, снизу вверх, сминая тонкий темный шелк рубашки, добралась до его шеи, крепче прижала его к себе, зарылась ему в волосы, спутывая пряди, которые он так тщательно собирал в хвост.

— Мне хочется завернуться в тебя как в теплое одеяло…

— Что тебе такого приснилось на этот раз? — по тому, как замерли пальцы, перебиравшие его волосы, Ледь понял, что угадал с вопросом.

— Все то же самое: лес и оборотни, — она ответила, но перед тем, как снова зазвучал ее голос, была пауза. Совсем короткая. Но все же слишком длинная, если действительно приснилось «то же самое». Ледь не стал спрашивать: когда она решит рассказать, она сделает это. Вот только ее рука скользнула прочь от его волос, пальцы смяли плотный шелк покрывала, заставляя жалеть и о том заданном вопросе… — Я, кажется, начинаю понимать, зачем вообще нужны эти сны: ко второй неделе я действительно научусь бегать на четырех лапах!

— Интересно! — Ледь скатился вбок и улегся рядом с Занилой.

— Что? — она повернулась, заглядывая ему в лицо, но по-прежнему не поднимая головы с вновь скрещенных рук.

— Я заметил, — объяснил Ледь, — что ты сказала «неделя». На севере Махейна говорят «седмица»!

Глаза Занилы, сейчас казавшиеся темно-серыми, внимательно изучали его лицо, словно она пыталась понять, что на самом деле скрывается за его словами. Потом она все же ответила. Может быть, потому, что его замечание было абсолютно искренним.

— Я привыкла, пока жила в Догате. Я провела там пять лет, — она вдруг усмехнулась своим собственным словам. — Измеряя года, я теперь говорю «лет», а не «зим».