Ольга Сергеева - Хозяин Стаи

— А чем ты занималась в Догате?

В ответ еще одна усмешка и недоуменно изогнутая бровь:

— Была рабыней! — Занила приподнялась на локтях и села. В другой раз она, наверное, вовсе не стала бы отвечать на такие вопросы, даже задаваемые Ледем. Но сегодня уж лучше рассказывать о собственной жизни, чем об очередном сне, так отличавшемся от всех предыдущих! Она вообще не знает, сможет ли когда-нибудь описать словами то, к чему прикоснулась. Решится ли она произнести вслух то, что ей позволили почувствовать?

— А как тебе удалось попасть в годрумский цирк? — «удалось» Ледь произнес с иронией: однозначно, годрумский цирк — это не то место, куда рабы попасть стремятся!

— Не захотела выполнить то, что приказал очередной господин.

— Не расскажешь об этом?

— Уже рассказала! — пожатие плечами, полное искреннего недоумения. И Ледь сдается и задает уже совсем другой вопрос:

— Ну, а о том, как стала рабыней?

Занила замерла. Ледь заметил, как напряглись мышцы под ее тонкой, почти прозрачной кожей. Паутина серебристо-светлых ресниц скрыла глаза, когда она опустила их. И проследив за направлением ее взгляда, он заметил, как судорожно сжались ее пальцы, комкая шелк покрывала.

— А если бы я сказала, что родилась рабыней, ты бы не поверил мне? — не просьба, и не вопрос, и даже не констатация факта! Эмоции словно жидкий металл перетекают из одной формы в другую. Ей даже не нужно подымать глаз: сейчас, кажется, можно утонуть в серебре ее голоса!

— Даже среди людей вряд ли найдется тот, кто, увидев тебя хоть раз, поверил бы в эту историю! — Ледь хотел усмехнуться, но получилась лишь улыбка, мягкая и совсем немного грустная.

— Моих родителей убили, — по тому, как напряженно замолчал Ледь при звуках ее голоса, Занила догадалась: он не слишком-то верил, что она все же расскажет. Что ж многого она и не собирается говорить. В любом случае ей нужно придумать историю, в которую верили бы. Хотя бы люди. Но пробовать лучше на высшем оборотне. — И не только родителей, но и всю семью. Вообще вырезали всю деревню. А я выжила. Только стала рабыней, — голос звучит ровно, и эмоции точно отмеренными каплями просачиваются сквозь него. Не больше — лишь столько, сколько сможешь вынести сама. И не врать! Все, что она сказала, чистая правда. Может быть, поэтому рассказ получился таким коротким? А что еще она могла произнести вслух?! Что ее родных убил его отец со своей стаей, устроив в деревне кровавую охоту? Что она так и не знает, почему она сама жива? Что последние восемь лет у нее только одна цель — найти и убить того, кто сотворил такое с ее жизнью? Еще месяц назад она верила, что сделает все, чтобы ни одного Хозяина Леса не осталось в этом мире!.. Теперь она уже в этом не столь уверенна. Смерти одного оборотня она уж точно не хочет… Нет, это она не о себе.

Ледь, не отрываясь, смотрит на нее, словно ждет, что она продолжит рассказ. Что ж, кое-что еще можно сказать.

— Я решила, что найду и убью того, кто уничтожил мою семью, — она говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Даже не говорит — упоминает в дополнение к своему рассказу!

— И как, нашла? — Ледю удается задать вопрос таким же ровным и спокойным голосом.

— Почти! — легкая усмешка, на секунду тронувшая изящно очерченные губы, прекрасно сочетающаяся с тоном, которым произносились предыдущие слова. А вот с самими словами…

— Эта твоя цель помогла тебе выжить, когда ты попала в рабство, — в голосе Ледя звучит неуверенность. Или, может быть, это он задал вопрос? — Я представляю, как тебе было тяжело. Но у тебя ведь действительно не было выбора!

— Ничего ты не понимаешь! — серые глаза, впившиеся в его лицо, цветом больше не напоминают холодную воду, скорее расплавленный металл. — Выбор есть всегда! Хотя бы всего из двух вариантов: жить или умереть! Я выбрала жизнь. И рабство.

«И Хозяина для себя тоже выбрала сама…»

— А тяжело было только в самом начале.

«Пока невозможно темные насмешливые глаза на залитой кровью кошачьей морде я видела ярче, чем все окружающее…»

— А потом жить — превратилось в привычку, — последнее она произнесла, снова не глядя на него. А Ледю вдруг нестерпимо захотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, накрыть своей ладонью ее пальцы, бездумно разглаживающие складки покрывала. Только он уже знал вопрос, который вернет ее к реальности ничуть не хуже, чем его прикосновения. Определенно, старый наставник мог бы гордиться своим учеником!

— А когда ты стала магом? Ну, в какой момент ты заметила свои способности?

Занила пожала плечами. На секунду ей захотелось так и оставить этот жест единственным ответом на слишком сложный вопрос, оставить молчание белым дымом таять в воздухе… Она так и не знала, почему вдруг произнесла:

— В тот самый день, когда погибли все мои родные, — может быть потому, что каким-то из чувств, не доступных людям, она ощущала сияние силы, исходящее от Ледя и прикасающееся к ее собственному кружеву. Как обещание ласки, перед которой невозможно устоять. А разговор — лишь повод, чтобы быть рядом, и слова не имеют значения. Она согласна говорить и дальше. Она, кажется, вообще на многое готова, лишь бы не разрывать прикосновение кружев и рук, потому что он все-таки накрыл ее ладонь своею. — Я тоже была тяжело ранена в тот день. И когда потеряла сознание, я вдруг увидела серебристо-серый огонек, из которого постепенно сформировалось мое кружево. Через какое-то время я пришла в себя, а ран на моем теле уже не было, — она замолчала, внимательно следя за выражением глаз Ледя. Она ждала, что он скажет что-нибудь о ее истории, задаст какие-нибудь уточняющие вопросы, но он лишь задумчиво покачал головой:

— Я с детства собирал все, что мне удавалось разыскать о древних магах. Но я нигде не встречал никаких упоминаний об их инициации. Это одна из самых больших тайн — существовал ли у них какой-либо ритуал пробуждения их силы, аналогичный нашему?

— Я вряд ли чем-то смогу тебе помочь, — на этот раз усмешка Занилы была полна горечи. — Истекая кровью на заснеженной лесной поляне, я, знаешь ли, не воспринимала все происходящее как инициацию!

Ледь крепче сжал ее пальцы и потянулся прикоснуться и ко второй руке, но она по-прежнему не смотрела на него, словно перестала ощущать его прикосновения. Ему довольно часто по утрам бывало трудно вернуть ее из чересчур реальных снов, а теперь еще и ее собственные воспоминания… И ее руки казались очень холодными, словно она была всего лишь человеком или будто снова оказалась в зимнем махейнском лесу.

— Что для тебя счастье? — ему все-таки удалось заставить ее посмотреть на себя. В ее глазах цвета зимней воды плескалось недоумение, словно она сомневалась, правильно ли расслышала его.