Золотая свирель

- Этой шетью, шладенькая, этой шетью.

- Ты же сама говоришь - ворон не подлетает близко.

- Подлетит, араньика. Когда шеть готова будет, шпрячу Каланду, а шама шкажу - погибла она. Умерла. Пушть тогда ворон прилетает, уж я его вштрешу, гоштя дорогого!

А это идея. Если только охотник - не Вран, а человек. Вран не клюнет, а вот кто другой...

- А как же так, Ама Райна? Скажут - Каланда исчезла, если тела не окажется. Искать ее будут. Ворон не поверит.

- Будет тело! - старуха хихикнула. - Уж поверь мне, я шделаю вше как надо. Шистенько, комар носа не подтошит.

- Куклу что ли? - догадалась я. - Муляж?

- Увидишь! - пообещала старуха.

Ух. Надо мне это все переварить. Сегодня уже вряд ли что-то серьезное случится, а вот Амаргина я, может, еще добуду.

Так. Вопрос - как добыть Амаргина? Искать его бесполезно, надо ждать, когда сам придет. А приходит он, только когда я выполняю то, что он от меня хочет. Чтобы дать новое задание. А что он от меня хочет сейчас? Сейчас он хочет, чтобы я находилась рядом с мантикором и помогала ему. Если я найду Малыша, Амаргин объявится. Может быть. А может быть и нет.

В любом случае, мне надо отправиться на поиски Малыша. А Мораг... Мораг пока подождет. Пусть копается в библиотеке, расспрашивает слуг, ей есть чем заняться. А покушения, будут они продолжаться или не будут - мое присутствие вряд ли что изменит.

Прежнюю версию нельзя убирать со счетов. Вполне вероятно, что все эти разговоры о вороне - натуральный старушечий маразм. Действительно, вычитала в Книге Книг (и при чем тут "Облачный сад"?) какую-то левую притчу, приклеила к ней сплетни про покушения, плюс некоторое совпадение имен - и пожалуйста, глупая араньика растопырила уши и благодарно внимает мудрости эхисерос.

Амаргин мне мозги прояснит. Больше некому.

- Что же, Ама Райна, спасибо тебе за беседу. Пойду я.

Старуха подняла голову, моргая воспаленными глазами. А ведь она и впрямь ночей не спит, прядет свои нити. Вон, в углу, накрытые вылинявшим платком - пушистые валики готовой пряжи, словно великанские катышки серой пыли.

- Иди, шладкая, иди к Каланде. Пришматривай жа ней. Ты же любишь нашу Каланду, араньика?

- Конечно.

- Ошень любишь?

- Очень, Ама Райна.

- А ешли понадобитша жа нее жижнь отдать, отдашь?

- Я постараюсь защитить ее по мере сил, Ама Райна. Если придется за нее драться - что ж, буду драться. А там как получится.

Старуха нахмурилась и погрозила мне пальцем:

- Она доштойна иштинной любви. Иштинной, и никакой другой. Инаще тебе не быть ш ней рядом! Жапомни это, араньика.

- Да, - сказала я. - Да, конечно.

Печально. Бабка живет тем, что прошло безвозвратно. Любит ту, кого уже нет. Требует от других той же любви. Безоглядной, нерассуждающей.

Бедняга.

Впрочем, почему - бедняга? Любить лучше, чем ненавидеть, и уж гораздо лучше, чем не чувствовать вообще ничего. А что объект неблагодарен... ну так что же? Любовь держит на плаву не только того, кого любят. Гораздо больше она поддерживает любящего.

И выходит так, что сумасшедшей этой старухе стоит позавидовать.

Запахнув поплотнее плащ и натянув капюшон, я спустилась из райнариной скворечни. Прошла сквозь весь Бронзовый Замок. Никто не попытался меня задержать.

А на улице уже смеркалось. Ветер изменился и дул теперь с севера, с моря. Полнеба затянуло тучами. Горизонт был только чуть-чуть подсвечен алым - садящееся солнце скрыли облака. Река потеряла синеву и сделалась серой, пасмурной. Опять будет дождь?

Узкие улицы до самых крыш наполнила тень. Под нависшими верхними этажами, в провалах арок, в тесных переулках ворочалась ночь. Сменились запахи; дневная вонь ушла на задний план, и в сыроватом воздухе потянулся аромат торфяного дымка, речной свежести, готовящейся пищи. Зажглись окошки, люди потихоньку разбредались по домам, и только у распахнутых дверей трактиров царило оживление. Лавки все, конечно, были закрыты.

Хм. Похоже, мы с Кукушонком остались без еды. Что весьма плохо, ибо ратеровы запасы мы подъели, а у меня в гроте, кроме остатков мантикоровой рыбы - шаром покати. А чего-нибудь горяченького было бы сейчас весьма недурно... И денежка у меня осталась - единственная золотая авра, да вот только...

Я пересекла пустую рыночную площадь, и начала спускаться к кварталам Козыреи. Ну, предположим, что мне мешает скромно зайти в какой-нибудь трактир и купить там поесть? Попросить хозяина сложить еду в корзинку, тихонечко с этой корзинкой выйти и быстренько исчезнуть с глаз долой? Не обязательно же меня там отследят, верно? Я не пойду в знакомый трактир, я пойду куда-нибудь... да вот хотя бы в тот, куда меня Пепел водил! Он, трактир этот, кстати, где-то здесь, в портовом районе. Только бы какая пьяная рожа не прицепилась...

А вот не сходить ли мне на площадь, к фонтану, где Пепел ублажает пением кумушек? Может, встречу его там, поблагодарю заодно... только поспешить надобно, а то ворота закроют, а Кукушонок и так меня заждался.

Ой! Я зазевалась, соображая, куда свернуть, и какой-то человек налетел на меня со спины.

- Прошу прощения, сударыня, не зашиб ненароком?

Пожилой мужчина, высокий, седой, в поношенной, но опрятной одежде. Я моргала, вглядываясь в его лицо.

- О, прошу прощения, барышня! Не зашиб, спрашиваю?

- Хелд! Хелд Черемной!

Я стянула капюшон. Мужчина улыбнулся, отступил на полшага чтобы оглядеть меня.

- Ну да, я Хелд и есть. А вот твоего личика я что-то, барышня, не припомню.

- А ты меня и не знаешь, Хелд. Я с твоим сыном знакома, с Ратером.

- Фьють! - присвистнул паромщик. - У пацана-то моего, значит, девушка завелась! Давно пора, не малец уже. Не к тебе ли он бегал кажный божий день всю эту неделю, а?

- А... ну, как бы ко мне. Правда, мы всего лишь друзья.

- Э, молодые все так сперва говорят. Только, слышь, уехал он. Сегодня и уехал. Слыхала небось, засудили парня. Выслали из Амалеры.

Я доверительно коснулась паромщикова рукава. Чуть понизила голос:

- Не уехал он, Хелд. Он здесь, за городом. Я просила его остаться.

- Во как! За городом, значит... А где ж ты живешь, барышня? И как вообще зовут тебя?

- Леста меня зовут. А живу я милях в семи отсюда. - Неопределенно махнула рукой в пространство. - Так что с сыном вы повидаться сможете, если только не в городе.

Хелд разулыбался.

- Эт хорошо, - сказал он. - Эт просто отлично. Я тут, в "Трех голубках" обретаюсь, бумагу свою на перевоз я ж продал. Вот пока думаю, к какому делу себя приспособить.

- А паром обратно выкупить не хочешь?

- Э... - он замялся. - Тебе парень, небось сказывал, что за него какой-то незнакомец залог заплатил? Бешеные деньги! Кто, откуда - непонятно. Сперва заходил ко мне, спрашивал про парня, а опосля полсотни золотых на стол судейский высыпал. В глаза его раньше не видел, чужака этого, он и сгинул потом, как сквозь землю.