Тисато Абэ - Ворону не к лицу кимоно [litres]

Сиратама кивнула, но плакать не перестала.

Поэтому, приехав во дворец, она была готова на все. Ведь она прибыла сюда, отказавшись от всего. Больше ей терять нечего. Наоборот, она понимала, что, если не сумеет стать супругой наследника, все закончится впустую.

Сиратама написала в Северный дом письмо с просьбой узнать побольше о других девушках. Ведь их дом возвысился за счет военного искусства. Многие стали центральными фигурами в политике именно как воины. Глава дома с радостью откликнулся на просьбу Сиратамы и стал присылать полученную информацию в Окагу.

Если и было Сиратаме чем гордиться, так только тем, что не было в ее жизни никаких постыдных событий. Она предчувствовала, что, по сравнению с ней, репутация девушек из остальных домов чем-нибудь да будет запятнана.

Первый раз послание от главы Северного дома пришло совсем скоро после ее просьбы.

– Говорят, что в Ямаути-сю сумел поступить человек из Северного дома. – У Тя-но-ханы, читавшей письмо, непривычно зазвенел голос.

– Ямаути-сю? То есть его туда назначили? Выходит, информацию о молодом господине тоже можно будет получить? – с надеждой спросила Сиратама, но Тя-но-хана отрицательно покачала головой.

– Нет, сообщают, что на подсобную работу в академию Кэйсоин взяли человека, ранее прислуживавшего Северному дому. Наверное, через него мы будем получать информацию, – несколько возбужденно сказала Тя-но-хана.

– Человека, прислуживавшего Северному дому? – медленно переспросила Сиратама.

Тя-но-хана, не заметив, как изменилось выражение лица Сиратамы, беспечно кивнула.

– Да, говорят, сын садовника или что-то такое. Постарше вас, госпожа, года на три. Теперь, когда будет приносить нам хорошие известия, надо благодарить его, – радостно болтала Тя-но-хана. – А зовут его Кадзуми.

Письмо от Кадзуми пригодилось так, что это было даже смешно. Наконец-то Сиратама заполучила то, с чем можно было торговаться с Хамаю из Летнего павильона.

– Ты просишь меня отказаться от молодого господина? – изумленно переспросила Хамаю, когда Сиратама тайно посетила Летний павильон.

– Именно так. А за это Северный дом обещает поддерживать Южный дом.

Это была неприкрытая ложь. Вряд ли Южный дом станет союзником Северного только из-за того, что Сиратаму выберут супругой молодого господина. Но во дворце Окагу воля Сиратамы выглядит как воля Северного дома. Она, конечно, не думала, что Хамаю легко согласится, но и это входило в ее план.

Как она и рассчитывала, выслушав предложение, Хамаю тут же отвергла его:

– Не выйдет! Даже говорить не о чем. Вряд ли глава Северного дома будет действовать по твоей указке. Вот добудешь официальное соглашение о том, что Северный дом станет нашим союзником, тогда и приходи.

Хамаю развернулась и помахала рукой, уходя, и по ней непохоже было, что она собирается что-то делать с этим. Но тут Сиратама вынула заготовленный козырь.

– Тогда позволите рассказать госпоже Фудзинами-но-мия о вашем происхождении?

Хамаю застыла на месте и медленно обернулась. Сомнения на ее лице не было, оно просто потеряло всякое выражение.

– Ясно. Сразу видно – Северный дом. Быстро ищете информацию.

– Да. Я знаю, что вы изначально не собирались становиться супругой Его Высочества. Однако, если об этом узнают, вам придется нелегко.

Хамаю, кажется, задумалась, и Сиратама нанесла последний удар.

– Я хочу сказать, что, если вы позволите мне стать супругой наследника, я соответствующим образом отблагодарю вас. С мощью Южного дома уж Западный мы сможем как-нибудь удержать.

– А что делать с Восточным? В каком-то смысле больше всего хлопот будет с Асэби.

Теперь ей было о чем говорить.

Она обманула Хамаю. Тот, кто приехал сражаться в Окагу и легко поддался обману, сам виноват. Совесть ее не мучила.

Крича про себя от радости, Сиратама удивленно склонила голову в ответ на слова Хамаю:

– Что вы имеете в виду? Асэби – деревенщина, ее даже называют вороном-таю. Подумаешь, немного владеет музыкальным инструментом! Она мне не соперница.

Тут уже головой покачала Хамаю:

– Вот поэтому-то она и станет проблемой. Судьба Восточного дома не зависит от того, станет его дочь супругой наследника или нет. Они столь искушены в политике, что не видят в этом необходимости.

Сиратама впервые слышала мнение Южного дома об этом.

Пожав плечами, Хамаю продолжала:

– Странно уже то, что они настаивают на своей нейтральности, находясь при этом под давлением сразу двух домов – Южного и Западного. Виляют, точно у них нет своего мнения. По-моему, Восточный дом хитрее всех: выглядят так, как будто не имеют никаких амбиций, в отличие от Западного дома, но при этом на них не действует политическое давление. Ничего не выйдет.

Сиратама вспомнила улыбающееся лицо Асэби, и по спине у нее вдруг пробежал холодок. Ей вдруг стала противна ее соперница, ни о чем, в отличие от нее самой, не думавшая.

– Что будешь делать? Заключив тайный союз с Южным домом, ты сможешь только чинить препятствия Западному.

– Мне этого достаточно, – тут же ответила Сиратама и холодно улыбнулась. – С Асэби я сама справлюсь.

После этого случилось много разных событий.

Она узнала, что письма от молодого господина кто-то перехватывал и уничтожал. Сиратама сразу заподозрила Асэби, но в конце концов поняла, что та ни о чем не знала.

И все же Сиратама продолжала угрожать Асэби. Она поносила ее, кричала, чтобы та уезжала домой, придумывала ей всяческие гадости. Каждый раз, когда та плакала, Сиратама в душе нетерпеливо проклинала ее: мол, когда же ты наконец уедешь.

Сиратама ненавидела себя даже больше, чем другие.

Каждую ночь, в полночь, когда все другие придворные дамы засыпали, она вставала и выходила на устроенную в Зимнем павильоне площадку для любования луной.

В отличие от других павильонов, в Зимнем не было мест для наблюдения за цветами или осенними листьями. Вместо этого там была площадка для созерцания луны, с которой можно было смотреть на простирающееся у подножия горы озеро. Окагу был как бы встроен в подступавшие к нему горы. Из-за этого озеро было видно только из Зимнего павильона.

Сиратама тихонько открыла двери и впустила внутрь холодный прозрачный воздух. Она уже почти вышла на площадку, но съежилась от этого холода. Ступив на ледяные доски, она отдернула ногу и в конце концов устроилась прямо там, на пороге. Усевшись на лесенку, ведущую к круглому окошку, она уставилась в небо. Небо затянуло облаками, но вокруг оставалось светло. На гладкой поверхности озера совсем не видно было ряби, а горы стали такими тихими, словно все живое из них исчезло.

Облачка плавно летели по небу, иногда сквозь них просвечивала луна.