Фрауке Шойнеманн - Генри Смарт и секрет золотого кубка [litres]

Д’Артаньян закрывает руками лицо:

– О боже, что я натворил!

Хильда вздыхает:

– Ну да, ничего хорошего, следует признать.

Госпожа Урдман протягивает руку:

– Дай-ка мне подвески, дитя моё. Я взгляну на них.

Констанция отдаёт ей футляр. Госпожа Урдман затягивает свою медитативную мелодию, затем, ненадолго прервавшись, качает головой:

– Нет, так не получится. Я улавливаю слишком разные сигналы. Подавай мне каждую подвеску в отдельности.

Констанция делает, как ей велели. На первые двенадцать подвесок госпожа Урдман лишь качает головой, но на подвеске номер тринадцать бормотание Урд становится громче, она энергично кивает, а взяв в руки подвеску номер четырнадцать, громко восклицает:

– Однозначно золото нибелунгов!

Вот теперь озадачен я – как такое возможно?

– Разве подвески изготовил не один и тот же ювелир? – интересуюсь я.

– Нет, не один и тот же.

Когда д’Артаньян посвящает нас в историю бриллиантовых подвесок, голос у него дрожит.

– Король Людовик Тринадцатый подарил королеве Анне двенадцать подвесок. В знак своей любви. Знаком любви им и суждено было остаться – но, к сожалению, не так, как планировал Людовик. Потому что Анна влюбилась в герцога Бекингема, посла английского короля в Париже, и подарила ему бриллиантовые подвески на память. Об этом, в свою очередь, проведал кардинал Ришелье, ненавидевший королеву…

– Да-да! – кивает Констанция. – Он ревновал к королеве. Хотел, чтобы король всё внимание уделял ему. Только так ему удалось бы реализовать свои честолюбивые карьерные планы и стать самым значимым человеком во Франции. И вот он увидел возможность сильно навредить королеве и окончательно привлечь короля на свою сторону.

– Ладно, я перескажу своими словами, – вмешиваюсь я. – У королевы Анны что-то было с этим герцогом. И поэтому она отдала ему подвески, как бы на память. Риши, старик-кардинал, уже и так психует из-за неё, потому что не может подобраться к королю, пока она для того важнее всех. Он пронюхивает про эту историю и видит классную возможность круто ей насолить. Так?

Констанция таращится на меня во все глаза. И неудивительно. Она явно ни слова не поняла из того, что я только что сказал. В отличие от Хильды – у той глаза сияют, и она похожа на взявшую след охотничью собаку.

– Верно, Генри! И я знаю, что будет дальше: Ришелье сообщит королю о предательстве. Король не поверит, и тогда Ришелье уговорит его устроить бал-маскарад, о котором Констанция сейчас рассказывала. На этот бал Анна должна будет надеть бриллиантовые подвески. В знак своей любви!

– Точно! – восклицаю я. – А эти побрякушки, конечно же, давно в Лондоне. Вместе с её любимым Бекингемом. Просто чёрт знает что! Если королева явится на бал без подвесок – она пропала.

Д’Артаньян кивает:

– Именно так, мой юный друг. И поэтому через свою посланницу Констанцию королева просит нас поскакать в Лондон и вернуть подвески.

– Но в Лондон так запросто не попадёшь. Четыреста пятьдесят лет назад это всё равно что кругосветное путешествие совершить. Особенно если у тебя могущественные противники, которые намерены любой ценой помешать тебе добраться туда, – констатирую я.

– Верно. Так и случилось, – кивает д’Артаньян. – Ришелье догадался, что королева постарается вернуть драгоценности. Он поручает своей шпионке леди де Винтер украсть в Лондоне у герцога Бекингема две подвески, чтобы я, даже если успею добраться до Лондона и вернуться вовремя, ни в коем случае не оказался в Париже с полным гарнитуром. И вот когда я прихожу к Бекингему, сообщаю ему о заговоре против Анны и он тут же достаёт подвески, мы, к нашему ужасу, обнаруживаем, что двух не хватает.

– Понимаю! – восклицает Хильда. – Двух подвесок нет, и Бекингем велит срочно изготовить новые, которые выглядят абсолютно так же, как украденные.

Д’Артаньян опять кивает:

– Да. За ночь ювелиру герцога удаётся сделать две идентичные подвески, я, рискуя жизнью, вовремя доставляю их в Париж – и королева появляется на балу с двенадцатью подвесками. Для Ришелье это, само собой, крайне неприятно: ведь он уже отдал королю те, которые леди де Винтер привезла ему из Лондона. Чтобы как-то выйти из неловкого положения, Ришелье утверждает, что просто пошутил, чтобы преподнести королеве в подарок две новые подвески, и король с растерянным видом передаёт их королеве в качестве подарка.

– Да, и моя дорогая королева сделала хорошую мину при плохой игре, – подхватывает Констанция, – рассыпалась в благодарностях, станцевала ещё одну гальярду [33]и вскоре, сославшись на головную боль, покинула бал. На самом деле она не в силах была больше видеть Ришелье. После этого она отдала мне все четырнадцать подвесок, чтобы я вернула их в комнатку, где она хранит свои драгоценности. И куда я так и не дошла.

– Вот поэтому в свёртке не двенадцать, а четырнадцать подвесок, – завершает рассказ д’Артаньян.

– Теперь мне всё ясно! – восклицает Хильда. – Лондон, золото, нибелунги – вот оно! Две подделанные ювелиром Бекингема подвески изготовлены из того же золота, что и ложка для коронации. Ведь, как известно, золото нибелунгов когда-то попало в Лондон – и теперь мы нашли уже второй предмет из той «поставки»!

– Похоже, так и есть, – подтверждаю я её правоту.

– Господи, какие сложности! – кривится Зигфрид. – Я только слушал – и то совсем одурел! И какое невероятное совпадение, что мы торчим теперь тут с настоящим золотом нибелунгов. Обалдеть!

Я качаю головой:

– Нет. Это не может оказаться совпадением. Должно быть, кто-то знал, что подвески относятся к сокровищам нибелунгов.

– Альберих! – шепчет Хильда так, словно одно упоминание этого имени способно принести несчастье. – Только он мог это знать! Ведь тогда тоже он выяснил, что ложка для коронации, хранящаяся в Тауэре, только копия, а настоящая – в прошлом! Он знал о золоте в Лондоне, видимо, знает и о том, что Бекингем использовал его для изготовления копий подвесок.

Госпожа Урдман смеётся:

– Этот маленький подлый карлик! Нельзя его недооценивать! Никогда было нельзя, нельзя и впредь!

Ладно, я не очень понимаю, что она видит в этом смешного, но сейчас это и неважно. Гораздо больше меня интересует другой вопрос:

– Ну хорошо – но как Альберих мог точно знать, во-первых, что д’Артаньян заберёт Констанцию в настоящее и, во-вторых, что подвески окажутся при ней? Для этого ему был бы нужен помощник, и им может быть только один человек. – Я окидываю д’Артаньяна пронзительным взглядом.

Мушкетёр возмущённо мотает головой:

– Как ты мог так подумать обо мне?! Я не имею к этому никакого отношения.

– Да, но именно вы направили нас в прошлое, – пыхтит Хильда. – Якобы забрать кубок. И может, речь с самого начала шла о подвесках.