Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Тень сомнения промелькнула на лице Аларика Керлана, стоявшего на помосте.

Оно быстро исчезло, исказившись в ярости. Он сделал знак своим войскам, затем указал на новоприбывших.

– Атака! – крикнул он.

В зале поднялась суматоха, когда вихри ветра, воды, песка и огня встретились в центре Годхаллема, сотрясая само основание зала. Над головой настойчиво гудели колокола; с потолка дождем посыпались обломки морского камня.

Рамсон с трудом поднялся на ноги. По обе стороны от него начали разбегаться придворные, расчищая путь вдоль стен.

Он обнаружил, что его взгляд неизбежно прикован к месту под медным рычагом боевых колоколов.

Безжизненное тело Аны лежало, скрючившись, на полу. Отсюда, под ревущим знаком Земного Двора, она выглядела такой маленькой, такой беспомощной. В тот момент Рамсону ничего так не хотелось, как подойти к ней, взять ее на руки и увести отсюда.

И все же…

Он обвел взглядом зал. Только когда он услышал резкий взрыв смеха, он нашел ее.

Сорша бросилась в бой, железо и огонь кружились вокруг нее кольцами. Она захихикала, стреляя огнем в песочного аффинита, прокручивая свои различные силы, чтобы применить на нем. Его сводная сестра даже не сражалась ни на чьей стороне, она просто наслаждалась возможностью использовать свои силы в своей новообретенной свободе.

Возможно, тогда ей понравится эта игра.

Рамсон подобрал брошенный на полу меч.

– Сорша, – позвал он.

Сорша остановилась посреди мучений песочного аффинита и посмотрела на Рамсона. Ее взгляд расширился. Она бросила свою добычу и направилась к нему.

– Дорогой братец, – напевала она, разводя руками.

– Я поиграю с тобой, – сказал Рамсон и бросил меч на пол. Он скользнул к ней и остановился у ее ног. – Ты повредила мне одну руку. Посмотри, сможешь ли ты достать другую. – Ему было противно произносить эти слова, думать о том, что может произойти, если она победит. Но ему больше нечего было терять. – И, – добавил он, когда на лице его сводной сестры расцвела улыбка, – никакой силы родства. Мы уладим это дело по старинке.

Губы Сорши радостно приоткрылись.

– Я никогда не откажусь от хорошей игры, – сказала она, наклоняясь, чтобы поднять запасной меч. – Я наслажусь этим, Дорогой Братец. Я разрублю тебя на столько маленьких кусочков, что от тебя ничего не останется!

С этими словами она бросилась на него.

Рамсон здоровой рукой сжал свое собственное оружие, прижимая раненую руку к боку. Он вцепился в складки рубашки, застыл в центре своей тяжести и смотрел, как его сводная сестра несется к нему, считая свои быстрые шаги. Четырнадцать, двенадцать, десять, восемь…

Когда она подняла меч, чтобы нанести удар, он выронил свой и прыгнул на нее.

Это движение, должно быть, застало ее врасплох, потому что в ту долю секунды, когда он потянулся к ней, он увидел, как замешательство исказило ее черты. Это было все, что ему было нужно.

Здоровой рукой он снял с пояса ошейник из черного камня и защелкнул его на ее шее.

Щелчок . Звук, казалось, отразился в пространстве, во времени. Лицо Сорши застыло от удивления. Ее меч ударился о пол.

Рамсон приземлился в нескольких футах от него. Боль вспыхнула в его раненом плече, когда он остановил им падение, сгибаясь и перекатываясь. Он затормозил у подножия помоста.

Даже среди хаоса он мог слышать крики своей сводной сестры, наполнявшие зал. Она разорвала воротник, оставив на шее кровавые порезы. Глядя на нее, Рамсон почти почувствовал жалость. Но черный камень не сдвинулся с места.

Затем она повернулась к нему, ее черты исказились до неузнаваемости, зубы оскалились, как у дикого животного.

– Ты! – взвыла она, выхватывая свой меч. – Я убью тебя!

У него не было времени среагировать. Его меч был в дюжине футов от того места, где он его уронил. Когда Сорша бросилась на него с пеной слюны у рта, ее лицо покраснело от ярости, Рамсон приготовился к неизбежному.

А потом налетел порыв ветра, и ему показалось, что перед ним проскользнула тень.

Линн подняла свои клинки и встретила меч Сорши лоб в лоб. Звук металла о металл разнесся по залу.

– Иди, – выдохнула Линн. – Уведи Ану!

Рамсону не нужно было повторять дважды. Он вскочил на ноги и направился прямо к эмблеме Земного Двора. Теперь Годхаллем опустел. Те, кто остался, были силами Керлана, а также Линн, Кис и аффиниты, которых они спасли. Тела усеивали зал, кровь, лед и другие элементы битвы были размазаны по полу, но Рамсон почти ничего этого не видел.

Он упал на колени перед девушкой, лежащей у стены Земного Двора.

– Ана. Ана . – Ее имя сорвалось с его губ, как молитва, когда он прижал ее к своей груди. Ее обычно бледная кожа была пепельно-серой, а под глазами залегли темные тени. Ее губы были почти серыми, как будто кто-то выщелочил из нее всю жизнь и цвет. Ей было холодно, очень холодно. – Ана, пожалуйста, – Его голос сорвался.

«Любовь сделала меня слабым, – прошипел его отец. – Любовь сделала меня дураком».

Рамсон держал обмякшее тело Аны в своих объятиях и, уткнувшись лицом в ее плечо, понял истинный смысл слов своего отца.

Любовь нас разрушает.

Ей казалось, что она пробивается из темноты, которая продолжала тянуть ее вниз, как бурлящие воды реки: холодные, пронизывающие и тяжелые. В этом водовороте, однако, прорезался единственный голос, как будто издалека. Зовущий ее по имени.

Ана привязала все, что могла, от своего сознания к этому голосу и боролась, чтобы найти его.

Постепенно она начала слышать звуки: крики, лязг мечей, стремительный и ревущий звук, который заполнил пространство вокруг нее. Чувство вернулось в ее конечности, ощущение мира, движущегося вокруг нее, тепла, окутывающего ее.

Глаза Аны распахнулись. Мир вокруг снова превратился в сбивающее с толку размытое пятно цветов и суматохи, но здесь, по какой-то необъяснимой причине, она чувствовала себя в безопасности. Кто-то крепко обнимал ее.

– Рамсон? – Ее голос был хриплым.

Он посмотрел на нее, его глаза затуманились печалью, которая затем сменилась недоверием и удивлением. В мерцающем свете ламп Годхаллема, вспышках огня и свете битвы он выглядел так, словно постарел на годы, кожа вокруг его лица была бледной и натянутой, на щеках и лбу виднелись порезы и царапины. Впервые она осознала, что видит его ясно, вдыхая резкий запах металла, огня и пота на его коже, отмечая, как его карие глаза были испещрены темно-коричневыми крапинками, ямочку на подбородке. Ей казалось, что ее мир замер, освободился от чего-то, заставив обостриться ее другие чувства.

Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, чего ей не хватает.

– Моя сила родства, – прошептала Ана. – Она исчезла.