Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Буря миновала. Дождь прекратился, и небо озарилось серебристым сиянием луны. Вот тогда-то Рамсон и увидел их. На горизонте вырисовывались силуэты сотен кораблей, сначала маленьких, но затем становящихся все больше и больше, их паруса расцветали на фоне неба.

Флот Керлана.

Они быстро приближались, и Рамсон начал различать очертания на их парусах: знак Морганьи, божекруг и корона.

В отчаянии Рамсон осмотрел береговую линию внизу в поисках движения, признаков – любых признаков – того, что Брегонский флот спустился на воду.

А потом он услышал ее.

Где-то между свистом ветра и грохотом волн о скалы внизу Рамсону показалось, что он слышит музыку. Странная, ритмичная и повторяющаяся мелодия, которая была почти успокаивающей.

Она звучала как… колокола.

И пока Рамсон наблюдал, ночь озарилась сотнями, тысячами огней. Они взмыли в воздух, описав идеальную дугу, прежде чем опуститься в ливне огня на вражеские корабли.

Стрелки. Боевые колокола, от…

Первый военный корабль брегонского флота появился почти прямо под утесами, где он стоял. Даже с высоты он мог видеть, как загораются наконечники пылающих стрел, видел форму колокола, отзванивающего туда – сюда, раздавая команды к бою.

Пылающие стрелы взмыли в небо, и под их светом ярко вспыхнули цвета корабельных флагов: темно-синие паруса, сверкающие золотом ревущего, торжествующего брегонского морского дракона.

Брегонский флот был здесь.

Рамсон опустился на колени.

Первый кирилийский корабль загорелся, и остальные последовали его примеру. Стрелы пронзали небо, описывая дугу, как кометы, прокладывая сверкающие пути в ночи, находя все больше и больше целей.

Брегонские военные корабли все продолжали прибывать, их становилось все больше и больше. Их стрелы освещали небо так ярко, что казалось, будто наступил день.

Вдалеке горел флот Морганьи, свет от их костров отражался в затянувшихся облаках, освещая море и небо торжествующей, неистовой короной из кораллов и золота.

Сначала не было ничего, кроме завывания ветра, колотившего ее, словно кулаками, и угрожавшего разорвать на части, когда она упадет. Вдалеке Линн услышала плеск волн.

А потом в темноте своего разума она почувствовала, как чьи-то руки обхватили ее.

Знакомое присутствие: литое серебро его глаз, хладнокровный охотник, свирепый воин в одном лице.

– Посмотри на меня, – его глубокий голос звучал у нее в ухе. Они кружились, кувыркались, свободно падали. «Посмотри на меня» – именно эти слова он сказал ей тогда, в тюрьме. Была она, этот солдат и огромная ночная пустота вокруг них.

Она чувствовала его силу родства на своей, но вместо того, чтобы прижаться к ней, он потянул ее вверх. Из тумана страха, заволакивающего ее разум, все выше и выше, пока она не открыла глаза и не увидела серебристое небо и стремительные волны внизу.

– Посмотри на меня, – снова скомандовал он, и она послушалась. В его глазах не было ничего, кроме твердой решимости. – А теперь лети.

Он крепко обнял ее. Линн закрыла глаза.

И призвала ветры.

День выдался ясным и голубым, воздух был золотистым от утреннего солнца. Вдалеке море плескалось в небе, соприкасаясь, но так никогда и не встречаясь. Ана прогуливалась по двору Блу Форта, ее белая льняная рубашка была заправлена в темно-синие бриджи, а сверху накинут брегонский синий плащ.

Она шла медленно, иногда останавливаясь, чтобы схватиться за бок. Она чувствовала себя опустошенной; мир был не совсем правильным со времени битвы в Годхаллеме три дня назад.

С тех пор, как ее сила родства была утрачена.

Она провела день в медицинском крыле, сгорая от лихорадки, ее мир представлял собой чередующийся водоворот жгучего красного и бурлящего черного, наполненный кошмарами. Когда она снова проснулась, все стало немного скучнее. Цвета, звуки, запахи… Она ощущала все это как будто из-за тонированного окна.

Целители не смогли определить, чтобы с ней физически было что-то не так, и приписали симптомы периоду адаптации после потери силы родства.

Оно еще казалось… неправильным. Иногда в течение бессонных ночей, когда она пыталась дотянуться в своей темной комнате до следа, намека на свою силу, она поняла, что это было то, чего она всегда хотела. С тех пор как проявилась ее сила родства, она хотела, чтобы та исчезла. Сколько одиноких дней она провела перед зеркалом своих покоев во дворце Сальскова, царапаясь до тех пор, пока ее руки не покрывались красными следами, надеясь вытащить ее из нее? Сколько ночей она просыпалась от кошмаров и пропитанных слезами подушек, рыдая по отцу?

И все же… Она неоднократно видела доказательства того, что ее сила родства могла быть использована во благо . Что все это время Лука был прав: ее определяла не ее сила, а то, как она владела ею. Она причиняла вред, она убивала – но она также боролась со злостью и жестокостью в этом мире, научилась исцелять и укреплять. Кис научил ее, что ее сила родства – обоюдоострый меч, и он был прав.

Она просто слишком поздно это поняла.

Ана остановилась, чтобы прислониться к колонне каменной арки. Она заставила свои мысли вернуться в настоящее, сосредоточившись на медленном гуле деятельности, когда Блу Форт начал кругом просыпаться.

Хотя брегонский флот уничтожил силы Морганьи и Керлана, Порт Сапфир сильно пострадал, его причалы были разрушены, часть города превратилась в руины. Брегон собрал все свои ресурсы, чтобы начать реконструкцию своей столицы.

Блу Форт чудом остался невредимым. Отчасти это было связано с устойчивостью его конструкции, построенной на вершинах скал с непроницаемой защитой. Король Дариас запер исследовательские подземелья и добирался до сути всех тех, кто был замешан в разработке сифона. К настоящему времени они обнаружили, что из трех ведущих ученых, участвовавших в исследовании, двое умерли, включая Таршона, а один, так называемый ученый Ардонн, не был найден. Сорша тоже пропала.

Дворы были относительно пусты, когда Ана направлялась в Годхаллем, ольховые деревья все еще отдавали свежим запахом дождя. Через несколько дорожек, у небольших искусственных ручьев, которые журчали во дворах, сидели двое аффинитов, наслаждаясь тишиной раннего утра. Она узнала их; они принадлежали к группе, которую Линн спасла из подземелий и которая доблестно сражалась в битве в Годхаллеме. Вымытые, накормленные и одетые в свежую одежду, они выглядели молодыми, почти как дети. Один черпал воду из ручьев вьющейся лентой и бросал капли в своего друга, который собирал ветки и листья с близлежащих деревьев и скручивал их в красивые фигурки.

От этого зрелища у Аны сжало горло, и она вспомнила, как когда-то давным-давно смотрела на маленькую девочку, сидевшую посреди зимы и вдувавшую жизнь в цветок на заснеженном поле. Это также напомнило ей о мире, за который она боролась, о мире, который она стремилась построить после того, как все это закончится.