Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Теперь на их лицах читалось только уважение.

Возможно, подумала Ана, перемены все-таки не так уж невозможны.

Король Дариас развел руками.

– Ну что, Алая тигрица Кирилии? – он спросил. – Вы согласны?

Ее наполнила смелость и прилив надежды. Она потеряла свою силу родства, но здесь… Здесь было доказательство того, что она не нуждалась в нем, чтобы руководить. Не сила родства делала ее способной руководительницей, не она определяла ее.

Она была Алой тигрицей Кирилии, и этого было бы достаточно.

Ана глубоко вздохнула, расправила плечи, вздернула подбородок и шагнула вперед.

– Король Дариас и Три Двора Брегона, – сказала она. Ее голос звучал громко и ясно в залах Годхаллема. – Я принимаю союз.

К тому времени, как она покинула Годхаллем, солнце поднялось выше в небе. В Блу Форте теперь кипела жизнь, дворы, окружающие Годхаллем, были переполнены, так как гонцы, придворные и солдаты Блу Форта спешили то туда, то сюда. В полдень должна была состояться инаугурация, поскольку король Дариас стремился занять места в своем правительстве, оставшиеся вакантными после резни Керлана во время битвы при Годхаллеме.

Ана отошла в сторону от толпы и пошла по знакомой тропинке, петлявшей между ольховыми деревьями. Люди встречались все реже, пока, наконец, она не завернула за угол здания. Ана раздвинула занавес из виноградных лоз и поднялась по ступенькам.

Старая сторожевая башня была окружена солнечным ореолом, ее обнаженная скала высекала личное, интимное пространство над океаном внизу. На фоне неба вырисовывался силуэт молодого человека, которого она искала.

Свет блестел на его песочно-каштановых волосах и освещал золото, украшавшее его темно-синюю тунику. Он нетерпеливо отбивал ритм своими высокими сапогами. На его бедрах висел меч, его рукоять изображала гордый, ревущий символ морского дракона.

Он обернулся на ее приближающиеся шаги, и выражение его лица смягчилось. Синяки на его лице были тщательно покрыты пудрой, но она видела, как он держался напряженно, бинты обвивали его руки и предплечья.

Она почти не видела его последние два дня, которые он провел под тщательным наблюдением в медицинском отделении Блу Форта в окружении целителей. Ее сердце открылось, когда она упивалась его видом сейчас, и она не могла не думать о том, как он поцеловал ее той ночью во время шторма, о том, как нежно он обнимал ее в Годхаллеме.

– Выглядишь лучше, – сказал Рамсон. Выражение его лица было спокойным, замкнутым, его взгляд был холодным и коитическим, когда он рассматривал ее. Шаги Аны замедлились, проблески тепла внутри нее стали холодными. Почему ей казалось, что между ними появилась странная новая дистанция?

– Спасибо, – сказала Ана. Они не говорили о ее силе родства; ей было бы легче, если бы он не поднимал эту тему. Ее потеря была похожа на рану, и каждое упоминание или мысль только открывали ее.

– Я только что встретилась с королем и Тремя Дворами. – Об этом она рассказала ему в те короткие мгновения, когда они обменялись парой слов.

Тень пробежала по его глазам. Он перевел взгляд на океан.

– Как все прошло?

– Союз одобрен. Мы уезжаем сегодня днем.

Рамсон продолжал смотреть на море, как будто не слышал ее. Волны разбивались о берега далеко под утесами.

Наконец он заговорил.

– Я не поеду с тобой. – Слова были такими тихими, что могли бы смешаться с ветром.

Тогда мир вокруг Аны, казалось, замедлился. Она могла поклясться, что почувствовала, как часть ее сердца раскололась.

– Что?

Рамсон наконец повернулся, чтобы посмотреть на нее, и она знала его достаточно хорошо, чтобы понять скрытное выражение, которое он тщательно выстраивал. Он что-то скрывал от нее, а она была слишком поглощена своими делами, чтобы уловить это.

– Король Дариас предложил восстановить меня в своем флоте в качестве командира, – бесцветно сказал Рамсон. – Я отклонил предложение.

Она уставилась на него, ее губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым.

– Тогда, – продолжил Рамсон, – он предложил мне неофициальный пост капитана специальной флотилии военно-морского флота, которому поручено выследить остатки союзников Аларика Керлана в Брегоне.

Пространство и тишина теперь простирались между ними целым океаном, наполненным шумом волн в штормовом море.

«На твоем пути, Маленькая тигрица, я вижу океан». И когда Ана увидела его, очерченного на фоне бескрайней синевы неба, у нее появилось подозрение, что слова Шамиры содержали в себе еще один смысл, о котором она раньше не подозревала.

– И ты согласился. – Слова холодом слетели с ее губ.

Он склонил голову в знак подтверждения.

– Я должен присутствовать на инаугурации сегодня в качестве неофициального гостя.

Видя его сейчас, то, как он смотрит на нее взглядом, который заставил ее чувствовать, будто они были единственными людьми, оставшимися в этой вселенной, Ана не могла избавиться от мыслей, которых все время сторонилась.

Ей хотелось поцеловать его. Она хотела быть с ним. Она хотела… она хотела его.

– Ты меня не спрашивал. – Ее голос был напряжен, только если бы она могла успокоить водоворот своих мыслей.

– Никогда не думал, что мне нужно это делать, – ответил он, и у нее создалось впечатление, что она разговаривает с незнакомцем. Она ожидала колкости, дразнящего блеска в этих карих глазах, злого изгиба его рта. Но мужчина, стоявший перед ней, больше не был тем Рамсоном Острословом, которого она встретила в той тюрьме в Кирилии, с его стремительной ухмылкой, хитрыми словами и обольстительной улыбкой. В какой-то момент, в ходе их путешествия, он стал Рамсоном Фарральдом, аферистом и командующим военно-морским флотом.

Она оторвала от него взгляд. Ее грудь сдавило, раны на сердце все еще болели от потери силы родства. Однако это была боль, которую она никогда раньше не испытывала: ощущение, что ее сердце разрывается надвое.

Он сделал свой выбор.

И она сделала свой.

«Отрицай, – подумала она. – Скажи, ты останешься со мной».

Но даже когда она прислонилась к нагретой солнцем скале, слыша шум волн и крики чаек, кружащих над ними, она знала, что должно было произойти.

«Настанет день, когда на благо Империи тебя попросят пожертвовать тем, что тебе дороже всего».

Видела ли Шамира этот момент? Пыталась ли она тогда предупредить Ану?

Знала ли она, каково это, когда ее разум хочет одного, а сердце – другого?

– Значит, это конец, – тихо сказала Ана. Фраза повисла в воздухе, наполовину вопрос, наполовину утверждение, растягивая время. В ожидании его ответа.

Он наблюдал за ней, слегка нахмурив брови. А потом напряжение, казалось, покинуло его тело, и он выдохнул.