Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Сломленная воительница .

Почему-то эти слова ранили сильнее, чем мысль о смерти.

– Отзовите брегонский флот, – приказал Керлан, он потянулся назад и схватил Линн за волосы, дернув ее голову вверх и обнажив горло. – Или вы бы предпочли увидеть ее хорошенькое личико, разбитое в кровь о камни внизу?

Выражение лица Аны напряглось. Она снова зарычала, но осталась на месте.

– Чего ты ждешь, Кровавая ведьма? – сказал Керлан. В его глазах был безумный блеск. – Выбор за вами. Отзовите флот, или она умрет. Я больше не буду спрашивать.

У Линн закружилась голова. За одну ночь Керлан убил почти половину всего руководства Брегона, и он продолжал бы захватывать королевство для Морганьи, если бы его не остановили. Его нужно было остановить.

Она болталась на краю обрыва. Она представила, как внизу бушует море, волны бьются о скалы и отступают по острым камням. Когда-то, давным-давно – целую жизнь назад – она, возможно, наслаждалась бы этим зрелищем, когда ветер дул ей в спину, а ее чи была привязана к рукам.

Теперь она могла только смотреть вниз, наблюдая, как ее рука свободно свисает под ней, а кровь ручьями стекает по коже.

Бескрылая птица.

Слезы затуманили ее зрение. Если она упадет сейчас, то не выживет. Она едва могла двигаться из-за раны, и малейшее движение ее руки ощущалось так, словно ее укололи тысячью горячих игл. Она не знала, хватит ли у нее сил даже на то, чтобы призвать свою силу родства.

Она осмотрела сцену вокруг Годхаллема. Повсюду были тела и кровь, но аффиниты, которых они с Кис спасли, остались стоять. Ана, Рамсон и Кис были живы. И брегонский флот был уже в пути.

Они были так близко.

Ана что-то кричала Керлану, ее лицо исказилось от ярости и боли, но Линн больше не слушала. Снаружи дул слабый ветерок. Линн посмотрела на небо. Разразилась гроза; небо усеяли звезды, серебро их света окрашивало черное пространство ночи. Она на мгновение закрыла глаза, думая о том, как ее мать однажды сказала, что, где бы человек ни находился в мире, они смотрят на одну и ту же луну и звезды.

Линн перевела дыхание. Она знала, что должна была сделать.

– Убейте его, – сказала она, и в ее голосе послышался легкий шорох. И затем, сильнее: – Убейте его!

Удар Керлана возник из ниоткуда. Он заставил ее пошатнуться.

– Заткнись, – прорычал он, а затем ударил ее снова. Линн почувствовала вкус крови. – Ты думаешь, я сделал с тобой все, что мог? Я могу ломать тебя снова и снова, бесконечное количество раз лишь ради собственного удовольствия.

Его голос, боль – все это ушло. Слезы согрели ее щеки, но Линн сосредоточилась на прикосновении ветра к ее лицу, на шуме океана внизу, который, казалось, раскрыл ей свои объятия, обнимая ее, как материнские объятия.

«Дочь, – шептали они. – Выбери… быть храброй».

Линн запустила руку глубоко в полую пещеру своей груди и обнаружила там последние остатки своего голоса, все еще борющегося. Последние капли воды в пустеющей реке.

– Ана, – выдохнула она. – Кис. – Громче. Она говорила так, что ее голос эхом разносился по залам, высокий и тонкий, но тем не менее мощный. – Убейте его и покончите с этим. Я скорее умру, чем позволю ему жить.

Глаза Аны заблестели от слез. Глаза Киса были полны печали, когда он поднял свои мечи.

Линн выдержала взгляд Киса и кивнула. Одна жизнь в обмен на тысячи других была небольшой платой. Она бы использовала свою жизнь, чтобы купить безопасность для тех, кого она любила. Ибо в ее последние мгновения мысли Линн наполнились не ненавистью или гневом.

Это была любовь.

Любовь, в полуночно-черных глазах ама-ка, в смехе Энн, который эхом отдавался между огромными пустыми горами, в подарке жизни, который ей даровали, пусть и ненадолго.

Линн только хотела, чтобы у нее было еще немного времени.

Но она встретит смерть как воительница, как парусница. Она будет храброй.

Линн повернулась к Аларику Керлану.

Мгновение они смотрели друг на друга, глаза Линн стали черными, лицо Керлана исказилось диким гневом обреченного человека.

А затем ярость на его лице угасла.

– Хорошо, – спокойно сказал он. – Тогда умри.

И столкнул ее с края.

Кис даже не задумывался.

Когда он увидел, как Линн исчезла за выступом, его разум опустел, а тело повиновалось какому-то первобытному инстинкту.

Он отбросил мечи в сторону и бросился бежать.

Мимо тел. Помоста. Трона.

Два, три шага.

Край Годхаллема приближался.

Кис прыгнул, и на мгновение он оказался в воздухе, где не было ничего, кроме дождя, ветра и океана, разверзнувшихся прямо под ним.

Гравитация взяла верх, и он нырнул вслед за Линн.

Когда крик Аны разнесся по залу, Рамсон вскочил на ноги и побежал, обнажив клинок. Из всех людей, которым Керлан причинил боль, и всех извращенных поступков, которые этот человек совершил в прошлом, Рамсон не мог простить того, что он сделал с Линн.

Он никогда не забудет вид девушки, свисающей на грани жизни и смерти, на ее лице была маска неповиновения.

И то, как она смотрела на него в ту ночь, когда они впервые встретились в Ново-Минске, ее голова была откинута в сторону, как у испуганного зверя, а в ее влажных черных глазах читался слабый проблеск надежды.

Рамсон видел, как его бывший хозяин принес слишком много смертей, чтобы их можно было сосчитать, и он всегда думал, что мгновения до этого раскрывали истинный характер человека. Он видел, как матери прикрывали своих детей собственными телами, прежде чем Керлан зарубал их; он видел, как аффиниты умирали с высоко поднятой головой. На протяжении всего этого Аларик Керлан всегда был не столько человеком, сколько монстром.

Но сейчас, на грани поражения, Аларик Керлан выглядел не более чем испуганным ребенком. Без подручных, которые могли бы прийти ему на помощь, и без оков, сдерживающих его противника, он съежился где-то у стены.

Рамсон вонзил кинжал ему в грудь.

Это был удивительно плавный удар, ощущение было сродни потрошению свиньи. Керлан не оказал никакого сопротивления. Его визг прекратился, рот обмяк, и, выдохнув, он рухнул на Рамсона. Вокруг его ботинок образовалась желтая лужа.

Аларик Керлан, величайший криминальный авторитет Кирилийский империи, умер, обоссавшись под себя.

Только тогда Рамсон выдохнул, сам не осознавая, что задерживал дыхание. Яростным рывком он оторвался от тела Аларика Керлана и прислонился к стене Годхаллема, прямо рядом с тем местом, где она заканчивалась и начинался открытый воздух и утес.

Позади него была сцена резни, в которой было убито более двух третей из Трех Дворов. Выжившие либо сбежали с места происшествия, либо забились в угол, слишком ошеломленные, чтобы двигаться.