Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Мне стыдно в этом признаться, но сначала я потянулся к нему. К его запястью, его шее. Пытался нащупать пульс, которого уже не было. Его тело уже начало остывать.

Она же была жива. Ее дыхание было неглубоким, и с каждой секундой этот хрип становился все тише.

Я знаю, что даже сейчас с ее губ срываются крошечные ритмичные клубы пара – как и у меня. Я прищуриваюсь, надеясь разглядеть ее получше. Все ли с ней в порядке? Изменилась ли она? Готова ли?

Это бесполезно. Она слишком далеко, а освещение дворца слишком слабое, чтобы было видно что-то кроме очертаний ее фигурки, укутанной в одеяло. Я могу позвать ее. Она меня услышит – и плевать, что я разбужу половину поместья. И все же слова как будто застревают в горле, а язык онемел.

Я молчу.

Два месяца назад она сказала мне не ждать. Когда она это сказала, ее голос дрогнул, разбился, как разбилось мое сердце. Я бы не возражал, если бы она ушла молча, не произнося этих слов.

«Не жди».

Подтекст был ясен.

«Если хочешь – можешь двигаться дальше. Если найдешь кого-то другого – хорошо».

Но тогда это не причиняло такую боль, какую причиняет сейчас. Я так и не смог понять, как можно сказать что-то подобное человеку, которого любишь и в котором нуждаешься. Как можно сказать такое ей.

Балюстрада согревается под моими руками, теперь крепко сжатыми и наполняющимися теплом.

Прежде чем я успеваю сделать какую-нибудь глупость, я поворачиваюсь и рывком открываю дверь – только чтобы тихонько закрыть ее за собой.

Я оставляю ее наедине со звездами.

Мэра

Просыпаясь, я на мгновение забываю, где мы, что мы здесь делаем. Но я вспоминаю. Вспоминаю, кто здесь еще – и кто не заговорил со мной вчера вечером.

«Он видел меня – я знаю, что видел. Он был на балконе и, как и я, смотрел на звезды и горы. И он не сказал мне ни слова».

Грудь сжимается от боли. В голове проносится столько возможных вариантов развития событий, проносятся слишком быстро, чтобы мой просыпающийся разум мог их осознать. И все они связаны с его силуэтом, с тенью, скрывающейся в темноте.

«Он не сказал ни слова».

И я тоже не сказала.

Я заставляю себя открыть глаза, для вида зевая и потягиваясь. Моя сестра и так за меня беспокоится. Не хватало еще, чтобы к списку ее забот добавилась моя душевная боль. Мы все еще живем в одной комнате по моей просьбе. Я уже несколько месяцев не пробовала спать одна – и не собираюсь делать это сейчас.

На этот раз она не суетится вокруг меня. Вместо этого Гиза с суровым видом взирает на свои швейные принадлежности.

– Обиделась на нитки? – спрашиваю я, зевая уже на самом деле.

Она переводит взгляд на меня. Это пугает меня до смерти.

– Начинаю, – говорит она. – Подготовка к гала-концерту займет большую часть моего времени с учетом того, что Бри, Трами, Килорн, ты, Фарли и половина всех, кого я когда-либо встречала, умоляют, чтобы я что-нибудь сшила им к концерту.

Я против воли ухмыляюсь. Я знала, что на самом деле она не оставила бы Бри без наряда. Гиза всегда лает, но не кусается.

– Хорошо, скажи мне, как тебе помочь, – говорю я, спуская ноги с кровати.

Коснувшись пальцами ног холодного деревянного пола, я сразу же принимаюсь искать затерявшиеся в одеялах носки.

Мы переедем в наш постоянный дом только через неделю, но Гиза уже настаивает на том, чтобы мы собирали вещи. Или, скорее, переставили наши скудные пожитки, потому что они уже упакованы.

Гиза качает головой, мурлыча себе под нос.

– Ты точно не славишься своими организаторскими способностями.

Я возмущенно шиплю, но Гиза даже не пытается спорить. Она просто указывает на мои разномастные носки. Один зеленый и потертый, другой из толстой черной шерсти. Мой рот захлопывается так же, как и открылся.

– Кроме того, – говорит она, все еще ухмыляясь на мои ноги. Я шевелю пальцем ноги в ее направлении. – Тебе самой есть о чем подумать, и у тебя гораздо более напряженный график, чем у меня. Не завидую я тебе. Все эти собрания… – добавляет она, кивая на беспорядочную стопку бумаг у моей кровати.

Я заснула, читая обзор организации и повестки дня делегации, моя голова кружилась от подробностей о торговле Монфора, передвижениях Алой гвардии, реконструкции Норты и внутренней работе альянса. Сейчас я стараюсь об этом не думать. Не хочу заработать себе мигрень в столь ранний час – хотя к концу первого утреннего собрания голова наверняка начнет болеть.

– С одеждой и организацией переезда будем разбираться мы, – Гиза обводит рукой квартиру. Ее посыл ясен. Бэрроу позаботятся обо всем, о чем смогут, и дадут мне пространство, необходимое, чтобы пережить следующие несколько дней.

Она и не подозревает, что самое худшее уже началось.

Не закончив натягивать на голову свитер, я крепко обнимаю сестру. Она слабо сопротивляется, ухмыляясь.

– Можно с тобой поменяться? – скулю я. – Я буду шить рубашки, а ты будешь страдать от многочасовых споров?

– Разумеется, нет, – огрызается она, отталкивая меня. – А теперь постарайся одеться как следует. Кстати, Фарли ждет тебя в гостиной. Она в форме и все такое.

– О, это вряд ли. – Вместо формы я натягиваю пару темных брюк, даже не утруждая себя поисками какой-нибудь формы, которая может быть спрятана в нашем шкафу. Хватит с меня и воспоминаний о плотной, жесткой красной ткани. Не говоря уже о том, что, по-моему, я выглядела в этой форме совершенно глупо. Едва ли я захочу надевать ее, когда снова столкнусь лицом к лицу с Кэлом. Если он вообще захочет меня видеть.

Гиза не умеет читать мысли, но понять, о чем я думаю, не сложно. Она поднимает бровь, оглядывает меня с головы до ног, а затем машет мне рукой.

– Нет, нет, нет. Премьер-министр оставил тебе кое-какую одежду именно для того, чтобы ты больше не выглядела как речная крыса.

Я заливаюсь смехом. Я-то точно знаю, как на самом деле выглядит речная крыса. Сейчас я совсем на нее не похожа.

– Гиза, в этом свитере даже дырок нет!

Она даже бровью не повела – и быстро вытащила одежду из нашего общего шкафа. К моему облегчению, наряды более простые, чем я ожидала, и в поле зрения нет платьев. Хотя мне не терпится нарядиться для торжественного мероприятия, сидеть весь день на собраниях, втиснувшись в бальное платье, мне, конечно, не хочется.

Гиза изучает одежду взглядом швеи, рассматривая ансамбли в темных оттенках красного, зеленого, синего, фиолетового и серого. Когда она делает выбор, я задаюсь вопросом, а не будет ли моя сестра также хорошим политиком.

– Фиолетовый нейтрален, – говорит она, передавая мне наряд. – Показывает, что ты в союзе со всеми и никому не принадлежишь.

Идеально. Хотя я принесла присягу Алой гвардии, у меня есть причины поддерживать также и Монфор, и Штаты Норты. Мой новый дом и старый.