Антон Пешкин - Голый край [СИ]

Говоря честно, я не была ни тем, ни другим. Если во мне и жил дух (что я яростно отрицала в спорах с самой собой), то он не был абсолютным добром или злом. Мне хотелось как процветания для своих людей, так и кровавой мести для тех, кто меня разозлил. В каком-то смысле, папа несколько дней назад частично удовлетворил жажду крови злого духа внутри меня.

Я быстро затащила подношения в дом. Мама взглянула на меня и, улыбнувшись, спросила:

— Рыбку с хлебом?

— Рыбку с хлебом, — я уверенно кивнула в ответ.

Вкусной морской рыбы нам притащили вовремя, потому что весь день на улице была страшная метель. Даже собаку бы не выгнали из дому в такую погоду, а мы с мамой и подавно не горели желанием высовывать носы за порог.

На следующий день, однако, история повторилась.

Подношения были скромнее, однако кто-то оставил мне то, в чем я давно уже нуждалась, но никак не догадывалась попросить маму.

— Мам, смотри!

Я держала в руках новенькие, под мой размер, лапти, а на плече у меня были накинуты толстые меховые полосы для обмотки ног.

Вот знают же, чем подкупить злого духа, заразы!

— Наверняка от Киликии, — мама улыбнулась. — По секрету скажу: она спрашивала меня, чего бы тебе хотелось.

— Угадала. — улыбнулась я. — Мам, научи ножки обматывать.

Мама сперва удивленно посмотрела на меня, а затем звонко засмеялась, прикрыв рот ладошкой.

— Чего смешного? — я скрестила руки на груди.

— Ты придумала, как получить много соли из морской воды, но не знаешь, как правильно намотать портянки, — мама просто не могла перестать смеяться. — И все-таки ты ребенок. Мой ребенок.

Смех ее был настолько заразительным, что я не удержалась и прыснула вместе с ней. Если так подумать, то это и вправду смешно.

И все-таки я ребенок.

Мама усадила меня на кровать и достала ту самую крапивную веревочку, что сплела за вчерашний день. Сегодня она уже высохла над огнем и стала на удивление прочной.

В том, чтобы правильно намотать на ноги портянки, из чего бы они ни были сделаны, на самом деле нет ничего сложного. Главное все сделать так, чтобы ткань (или мех, в моем случае) закрывала всю поверхность стопы и еще несколько сантилагов лодыжки. Далее она просто обматывается веревочкой в противоположную сторону, чтобы обмотка крепко держалась на ноге, и завязывается на узел, владение которым я с гордостью продемонстрировала маме.

Наконец-таки у меня появилась зимняя обувь, и теперь я могла без страха перед болезнями выходить на улицу даже в лютый мороз. Конечно, мое тонкое платье не спасало от холода, но эту проблему мама решала, укутывая меня в накидку из заячьих шкур.

— Ну, тогда я побежала! — я вскочила к кровати и побежала к двери.

В момент, когда я уже готова была потянуть дверь на себя, мама резко схватила меня за шиворот.

— Куда это ты собралась? — строго спросила она.

Я обернулась через плечо лишь для того, чтобы увидеть ее холодный, строгий взгляд.

— Ну так… К Хьялдуру, учиться…

— Нет-нет-нет, хватит с тебя, — мама потянула меня за шиворот и затащила поближе к очагу. — Я ему очень благодарна, но тебе больше нельзя ходить к нему в гости.

— В смысле?! — возмутилась я и топнула ножкой. — Почему, мам?!

— А что соседи подумают, Майя? Ты молодец, и я тобой очень горжусь. Много кто тобой гордится. Но чем больше ты общаешься с друидом, тем больше люди начинают думать, что в тебе живет дикий дух!

— Ну и что? Какая разница-то?

— Все, Майя, хватит! — прикрикнула мама и подперла дверь метлой. — Никаких походов к Хьялдуру, даже не думай об этом! Тебе нужно учиться вести себя как обычный ребенок! После дня рождения будешь гулять с другими детьми, заведешь друзей… Ах, точно, и старик Хендерсон хотел научить тебя игре на тагельхарпе! Я думаю, у тебя…

Дальше я просто не слушала. Вот так мои мечты о модернизации деревни, мои планы, все это откладывается в очень и очень долгий ящик. Внутри меня кипела злость и обида, но где-то в глубине души я понимала, что мама в чем-то права. Я слишком поторопилась с тем, чтобы раскрыться, однако обстоятельства требовали от меня незамедлительных действий.

Я села на пол и отвернулась лицом к очагу, разглядывая языки пламени. Мама продолжала что-то рассказывать про местных детей, с которыми мне “будет очень весело играть”, про музыку, пение… Ее голос и слова сейчас не приобретали особого смысла внутри моей головы, а скорее создавали шум, вводящий меня в медленный, медитативный транс. Языки пламени плясали в небольшом открытом очаге, лаская и пожирая сухие поленья. Все больше и больше они начинали мне напоминать что-то, что я, казалось, давно забыла. Они складывались в причудливых животных, в лица людей, в целый калейдоскоп картин из моей прошлой и нынешней жизни. В конце концов я не заметила, как уставилась на пламя, принявшее форму моего прежнего лица. Идиотская челка, вечная небритость, синяки под глазами от бесконечного количества энергетиков, сигарет и алкоголя… Лицо юноши смотрело на меня, словно из зеркала, изучало меня так же, как я его. И самым страшным было то, что я хоть и узнавала его, но оно казалось мне чужим и далеким. Словно это было совсем-совсем давно.

Я просидела у огня почти весь день. Мама думала, что я просто дуюсь на нее, но это продлилось слишком долго, а я застыла на все это время, словно мраморная статуя.

В этот день началась моя эра беспросветной скуки. В этот день я впервые перенесла то, что в психиатрии называют диссоциативным ступором.

Отец и компания вернулись спустя несколько дней. К тому времени я уже не придавала особого значения тому факту, что просидела в одной позе несколько часов. Я, скорее, была на стадии торга, и к этому моменту думала, что это и вправду было разовое явление и такое больше не повторится.

Вся деревня вышла поглазеть на вернувшихся из города мужчин. Один из друзей папы в шутку назвал этот поход “торговым набегом” и, к удивлению, всем остальным это название понравилось.

Я самостоятельно, чем очень горжусь, намотала на ноги портянки и нацепила лапти, а затем мы вместе с мамой вышли на улицу поглазеть на наших бравых вояк, сменивших личину на торговцев. Еще издалека жители заметили повозку, доверху груженую разными товарами, а впереди всей процессии шел папа. Мама посадила меня к себе на плечи, и я радостно начала махать отцу рукой, и тот, широко улыбаясь, помахал в ответ.

— Ну, девочки мои, принимайте гостинцы! — радостно выкрикнул он и буквально выхватил меня с плеч мамы, крепко прижимая к себе.

К этому моменту повозка доехала до деревни.

И я даже, клянусь, не ожидала, что соль будет настолько дорогой.

Деревянные колеса едва выдерживали веса всех товаров, что привезли наши мужчины. Зерно, овощи, меха, ткани — там было все, чего только можно было желать такой бедной деревне, как наша. А я боялась, что еды с продажи соли не хватит на всех, ха!