Ренсом Риггз - Казни Дьявольского Акра [litres]

– Я возвращаюсь в Дом-над-Канавой, – отрезала Нур. – Если он работал на тварей, как мы можем ему доверять?

Миллард раздраженно вздохнул, подошел к нам и сказал, понизив голос:

– Повторяю еще раз: твари заманили его сюда хитростью и заставили работать силой. Это мне Харон рассказал. Они захватили жену Клауса и держали ее в одной из тюремных петель Панпитликума. Только поэтому он им и помогал. И поселился здесь, чтобы держаться от них как можно дальше. Забился в свою берлогу так глубоко, что и не заметил, как Акр освободили. Только месяц назад узнал, что тварей тут больше нет, представляете? Но он и правда гений. Знали бы вы, как трудно было с ним подружиться! Я таскал ему подарки – ну, в основном выпивку, – и часами выслушивал его бесконечные байки. Но теперь от него может быть прок. Думаю, он нам поможет, если я смогу его заинтересовать.

Из мастерской донесся звон стаканов, а следом – какой-то грохот и отборная брань, которой разразился Клаус.

– Ну ладно, ладно, – шепотом проговорила Нур. – Если ты правда считаешь, что он может починить…

– Великолепно! – пропел Миллард и, выхватив из кармана Нур сломанный экспульсататор, юркнул в мастерскую.

– Эй!

– Слушай, Клаус, у меня тут такая штука… Тебе наверняка будет интересно…

Мы с Нур переглянулись, покачав головами. Долго сердиться на Милларда было невозможно, хотя временами он и бесил до невозможности. Мы вошли в полумрак мастерской и захлопнули за собой скрипучую дверь.

Мастерская Клауса выглядела так, словно здесь взорвался какой-то гигантский часовой механизм – и разбросал свои внутренности ровным слоем по всем доступным поверхностям. Стулья и столы, весь пол и несколько длинных верстаков были сплошь завалены шестеренками. Впрочем, работающие часы тоже имелись – на любой вкус: и высокие напольные, и простенькие стенные, и часы с кукушками, украшенные замысловатой резьбой, и совсем маленькие круглые будильнички. От вездесущего и одуряющего стука раскачивающихся маятников хотелось зажать уши.

Клаус вышел из дальней комнаты с четырьмя разномастными кружками на подносе и одним взмахом могучей ручищи расчистил место на ближайшем к нам верстаке.

– Как насчет ржаного виски? Эту партию я сам перегнал!

Не дожидаясь ответа, он всучил нам с Нур по кружке, а третьей стал тыкать в сторону Милларда, пока наш невидимый друг ее не забрал.

– Ну что? Skol, sláinte [5], ваше здоровье! – гаркнул Клаус, опрокидывая свою кружку в рот. Кружка, взятая Миллардом, поднялась и перевернулась; струйка зеленой жидкости потекла через край, исчезая у него во рту. Нур проглотила свою порцию залпом, закашлялась и посмотрела на нас с таким видом, словно ей дали пощечину. Я осторожно пригубил – на вкус было как жидкий огонь – и допивать не стал, понадеявшись, что Клаус не обратит на это внимания.

– Куда как лучше того пойла, что подают в «Сморщенной голове». А? – Клаус обвел нас глазами. – А ржавчину с карманных часов как счищает! Любо-дорого, не чета всем этим новомодным растворителям!

От жгучего ручейка спиртного, просочившегося мне в горло, внезапно вспомнился «Тайник священников» – тот провонявший алкоголем паб на Кэрнхолме, где когда-то остановились мы с отцом. В голове не укладывалось, что с тех пор не прошло и года! И я еще не был знаком ни с Миллардом, ни с Эммой, ни с мисс Сапсан… Я осознал, что мальчишка, которым я был тогда, сейчас для меня совсем чужой. Он остался в другой, ушедшей жизни.

– Ну, скажу я вам, это настоящая историческая достопримечательность, – сообщил Клаус, разглядывая экспульсататор через увеличительное стекло, которое крепилось к налобнику. С этим стеклом, сквозь которое один глаз казался огромным, он смахивал на какого-то близорукого циклопа. Перевернув прибор, Клаус потыкал в него крохотной отверткой, не толще иглы, – и крышка открылась. Действовал механик уверенно: несмотря на крепкую выпивку (а может, наоборот, благодаря ей), руки не дрожали.

– Хм-м-м-м-м… – протянул он, вглядываясь во внутренности прибора. – Потрясающе…

Он отвел лупу от глаза и повернулся к Милларду:

– А ты, часом, не показывал его Перплексусу Аномалусу?

– Нет. Перплексуса механические штуки не интересуют. Карты, архивы, дифференциальные уравнения – это да, но…

– Вот и хорошо, – кивнул Клаус. – У этого типа липкие пальцы. Заметит что-нибудь блестящее – пиши пропало. Все себе в гнездо тащит, как сорока. На прошлой неделе зашел ко мне в мастерскую – так я после него все проверил. И знаете что? Пропала бедренная кость из моих лучших и самых старых костяных часов!

Выражения лица Милларда я, конечно, не видел, но от него так и веяло недоверием.

– Я на все сто уверен, что Перплексус не брал твою кость, но когда увижу его в следующий раз, обязательно спрошу…

Договорить ему помешала внезапная какофония, разразившаяся в мастерской: добрая сотня часов пробила одновременно. Мы с Нур зажали уши. А Клаус уже опять впился глазами в экспульсататор и как будто ничего не заметил. Теперь стало понятно, отчего он так плохо слышит. Оглох от своих часов.

Когда снова стало тихо, Клаус спросил:

– Вы же в курсе, что эта фигулина уже свое отыграла? Она одноразовая.

– Да, мы знаем, – сказал Миллард. – Но была надежда, что ее можно как-то перезарядить и использовать еще раз.

Клаус выпучил глаза и покатился со смеху.

– Нет, нет… что ты! Невозможно! А даже если бы и был такой способ, я бы все равно не взялся. Нехорошее это дело.

– Почему? – удивился я.

Механик откинулся на спинку стула и наставил обвинительный перст на наш псевдосекундомер.

– Вы в курсе, на чем эта хреновина работает?

– На пружинах?

– Пружины заводят часовой механизм, это верно. Но я не о том. За счет чего, по-вашему, происходит реакция экспульсии? – Теперь, когда речь зашла о том, в чем он разбирался по-настоящему, Клаус, наконец, заговорил не как брюзгливый старый золотоискатель, а как подобало ученому. – Откуда берется та сила, которая в мгновение ока перенесла вас вдоль всего восточного побережья Штатов и на пару дней вперед во времени?

– Не знаю, Клаус, – признался Миллард. – Может, ты нам расскажешь?

Механик подался к нам и понизил голос.

– Это, чтоб вы знали, вещество очень редкое и этически сомнительное. Это доза концентрированного экстракта души. Может, слыхали – тутошние торчки ее называют «дуушечка»?

Я не слышал этого слова уже давно, и от него у меня екнуло сердце. Это было то самое вещество, которое твари выкачали из моего деда. То самое, на которое они подсадили многих слабовольных странных, чтобы удобнее было ими управлять.

– То есть амброзия? – уточнил я.

Клаус сверкнул на меня сквозь лупу гротескно увеличенным глазом и кивнул.