Элизабет Лим - Шесть алых журавлей [litres]

– Долг? Я всего-то наложила кривые швы на твою рану, Таккан. Не нужно вести себя так, будто ты обязан мне по гроб жизни.

– Я не из тех, кто нарушает клятвы.

– Тогда я освобождаю тебя от них.

– Вряд ли это в твоих полномочиях, – уголки губ Таккана приподнялись, и он пристально на меня посмотрел. – Им, как-никак, уже одиннадцать лет.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.

– Ты… ты знаешь?

– Ну что, готова услышать мою сказку? – лишь малейшая дрожь в голосе выдавала его волнение. – Она о принцессе с шестью братьями, которая никогда не читала письма от обыкновенного, недостойного мальчишки, желавшего просто узнать ее получше.

– О боги… – ошеломленно прошептала я. Горло сдавило от эмоций – яркой смеси восторга и стыда. Мне в одночасье хотелось обнять его и куда-нибудь спрятаться. Но я смогла лишь закрыть лицо ладонями. – Я… я же никогда тебя так не называла, правда?

– О твоем отвращении к Северу всем хорошо известно, Сиори, – добродушно ответил Таккан с многозначительной паузой после моего имени. – Меня не удивило, что оно распространялось и на меня.

Сиори. Мне понравилось слышать свое имя из его уст. Будто каждый слог – это первые ноты любимой песни. Я расплылась в легкой улыбке.

– И давно ты знаешь?

– До сегодня я не был уверен… пока не увидел тебя, – признался Таккан. – Но я много раз думал об этом. Первый – когда встретил тебя в деревне Тяньи. Твои плечи подрагивали за готовкой, ноги отбивали ритм, который слышала только ты. Я видел, как принцесса Сиори делала так же на Летнем фестивале, когда пробовала вкусную еду. Были и другие подсказки – к примеру, ты прятала еду в рукава, и на твоей левой щеке появлялась ямочка, когда ты улыбалась.

Я часто заморгала.

– И ты все это заметил?

– Мог бы и больше, но ты ни разу мне не писала, Сиори, – притворно отчитал он меня. – В противном случае я бы обо всем догадался еще в первый день.

Мои щеки залились краской.

– Я сохранила твои письма, все до единого. Они лежат под горой талисманов, на которых я загадывала желание: не выходить за тебя замуж.

Пусть это и правда, я ужаснулась тому, что позволила себе так разоткровенничаться.

– Если бы ты сказал, что это сказки… я бы сама стремилась с тобой встретиться. Я боялась, что ты окажешься скучным.

Таккан хихикнул.

– Ну, осталось надеяться, что ты не уснешь за их прочтением. В конце концов время сбежать еще есть.

Я не улыбнулась. Только накрыла его ладони своими и наконец-то произнесла слова, которые хотела сказать уже много месяцев:

– Прости, что пропустила нашу церемонию.

– Прости, что злился на тебя. Я пожалел об этом, как только мы с отцом покинули Гиндару, но гордость не позволила мне вернуться. – Таккан переплелся со мной пальцами и ласково сжал мои ладони. – Я не хочу освобождаться от своих клятв, Сиори. Но если этого хочешь ты, я ни за что не стану удерживать тебя против воли. Я пойду с тобой к нашим отцам и попрошу отменить помолвку.

Я верила ему… каждому слову.

– Я рада, что он выбрал тебя. Я бы соврала, если бы сказала, что не испытываю к тебе чувств.

– Но?

– Но мы не можем притворяться, что ничего не произошло. Даже если мы победим Волка, нельзя просто продолжить с того места, на котором мы остановились пять месяцев назад. Я владею магией. Отец не может помиловать меня просто потому, что я его дочь.

– Почему? Возможно, пришло время магии вернуться в Кияту.

– Ты бы так не говорил, если бы знал всю правду, – мой голос наполнился болью. – Моя магия опасна.

– Но ты – нет.

Я убрала руку с его ладони и прижала ее к ближайшему дереву, посеревшему от зимы. Подавив свои опасения, подумала о тепле и весне и прошептала:

– Цвети.

Тонкие ветви засияли серебром и золотом, и на них проклюнулись зеленые, как нефритовые бусины, почки.

Таккан изумленно ахнул.

– Не вижу ничего опасного. Это потрясающе!

– Вовсе нет.

Стоило убрать руку, как ветки снова оголились и посерели. Я стиснула зубы. Как же ему показать?

Я потянулась в сумку за сетью из звездного ожога, но вместо нее нащупала семь бумажных птичек Мэгари.

Затем тихо свистнула.

– Оживите.

В сумке зашуршали бумажные крылья. Птички вылетели наружу и исчезли прежде, чем я успела призвать их обратно.

– Я могу вдыхать в них кусочки своей души, – объяснила я. – Но Кики единственная, кто по-настоящему ожил. Поэтому мачеха и прокляла меня с братьями. Поэтому Волку нужна моя…

– Помедленнее, Сиори, помедленнее. Я не понимаю.

Ну разумеется. Мои эмоции вышли из-под контроля. Я так долго не использовала голос и магию, что их возвращение вскружило мне голову.

Я прерывисто выдохнула. Язык будто налился свинцом, слова давались нелегко:

– Ты же знаешь легенды о демонах, заключенных в Святых горах? Боги заперли их внутри и приковали божественными цепями, чтобы они больше никогда не сеяли хаос в Кияте, – я закусила губу. – Ну, оказывается, моя магия может сломать эти цепи. Поэтому я и нужна Волку. Вероятно, он все подстроил, даже предательство лорда Юдзи. Яд, упоминавшийся в том письме… предназначался мне. Вся боль и невзгоды, через которые пришлось пройти тебе, моему отцу, всем… это все из-за меня.

Таккан не пошевелился. Его выражение лица не изменилось. Лоб не сморщился, губы не изогнулись, взгляд остался твердым. Затем он сказал:

– Последние пять месяцев я считал тебя мертвой. Не проходило и дня, чтобы я не молился за тебя, не ругал себя за то, что покинул Гиндару, даже не увидев твоего лица. Если ты думаешь, что можешь отговорить меня пойти с тобой, то глубоко ошибаешься.

– Но демоны…

– Им придется силой оторвать меня от тебя, – решительно отрезал Таккан. – Боюсь, тебе от меня никуда не деться, Сиори, даже если ты не хочешь выходить за меня замуж. Я поклялся защищать тебя.

Я уставилась на Таккана, не зная, чего хочу больше: поцеловать его или вправить ему мозги. Да, он в точности прочел мои мысли. За последние несколько месяцев он в этом поднаторел.

– Итак, куда мы держим путь?

– К моим братьям, – прошептала я.

– Шести журавлям.

Я кивнула.

– Тогда поехали.

– Стой… – даже сейчас, глядя на его шляпу, соскальзывающую с растрепанных волос, я непроизвольно ощутила тепло внутри. – Так ты поцелуешь меня или нет?

Удивление на лице Таккана стоило тысячи сказок.

– Знаешь, с голосом ты стала еще более дерзкой, принцесса Сиори.

– У меня впереди много месяцев, чтобы наверстать упущенное.

Таккан рассмеялся и прижался ко мне носом. Он был так близко, что наше дыхание смешалось на морозном воздухе.

Я закрыла глаза.

Но наше время еще не пришло.

Рядом заржала лошадь. Из-за деревьев выбежал жеребец Хасэге, серую шерстку испещряли алые полосы. На его шее лежала Гуйя. Ее белоснежный халат растекся по седлу, коса расплелась, волосы припорошил пепел со Святых гор. На нее напали.