Стефани Гарбер - Караваль [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Это ты по себе судишь. Порядочные люди вроде тебя привыкли всех вокруг считать добродетельными, но я не такой. – Он резко замолчал, и по его лицу пробежала тень боли. – Когда я вез вас с сестрой на остров Грёз, то догадывался в общих чертах, чего следует ожидать. Что Легендо похитит именно Теллу, я, конечно, не мог предвидеть, но понимал, что это будет одна из вас.

Скарлетт брела на трясущихся ногах, ставших, по ее ощущениям, бескостными, так что тонкая кожа обтягивала бесполезные мышцы. Невыплаканные слезы до боли теснили грудь. Даже ее платье выглядело усталым и мертвым. Черная ткань потускнела до серого, как будто больше не имея сил сохранять прежний цвет. Скарлетт не помнила, чтобы отрывала кружево с подола своей причудливой траурной ночной рубашки, который теперь висел клочьями вокруг икр. Она не знала, утратило ли платье способность к преображению или просто отражает то, насколько измученной и растерянной она себя чувствует. Она оставила Хулиана у подножия лестницы из красного дерева, запретив ему идти за собой.

Вновь оказавшись в своей комнате с жарко натопленным камином и массивной кроватью, Скарлетт хотела только одного – спрятаться под одеялом и провалиться в сон без сновидений, который продлится достаточно долго, чтобы она позабыла все ужасы прошедшего дня. Но позволить себе поспать она никак не могла.

Когда она только прибыла на остров, ее волновало лишь одно – как бы успеть домой к собственной свадьбе. Однако теперь, когда Легендо убил Данте, и ее отец оказался здесь, игра изменилась.

Скарлетт остро ощущала ограниченность отпущенного ей времени, символом которого стали для нее рубиновые бусинки в песочных часах Кастильо Мальдито; она должна добраться до Теллы до того, как ее найдет отец – или Легендо поглотит подобно тому, как пламя топит воск свечи. Если Скарлетт потерпит неудачу, ее сестра умрет.

Менее чем через два часа солнце сядет, и ей нужно быть готовой возобновить поиски. Поэтому она дала себе всего минуту на то, чтобы погоревать по Данте, выплеснуть тоску о сестре и злость на Хулиана, оказавшегося совсем не тем, кем она его считала. Всего шестьдесят секунд, чтобы упасть на кровать и выть и стонать из-за вышедших из-под контроля обстоятельств. Чтобы схватить дурацкую вазу с розами, оставленными Легендо, и расколотить ее о каминную полку.

– Малинка, с тобой там все в порядке? – Хулиан постучал в дверь и тут же ворвался в комнату.

– Что ты здесь делаешь? – хмуро поглядела на него Скарлетт, едва сдерживая слезы. Ей не хотелось, что он видел ее плачущей, но, похоже, скрывать эмоции было уже поздно.

Хулиан огляделся по сторонам в поисках угрозы и, убедившись, что она мнимая, явно огорчился. Вот еще – застать Скарлетт рыдающей от избытка чувств, а не от реальной опасности! Мучительно пытаясь придумать, что сказать, он наконец выдавил из себя:

– Мне показалось, я что-то слышал.

– И что же ты слышал? Нельзя вот так запросто сюда врываться! Уходи! Я еще не переоделась.

Но вместо того чтобы уйти, Хулиан тихо прикрыл дверь. Окинув взглядом осколки вазы и лужу воды на полу, он снова посмотрел в заплаканное лицо Скарлетт.

– Малинка, не стоит из-за меня плакать.

– Умерь свое самомнение, я плачу вовсе не из-за тебя! Других причин хватает: моя сестра пропала, отец выследил, а Данте мертв.

Хулиану, по крайней мере, хватило учтивости притвориться пристыженным, но из комнаты он так и не вышел. Он осторожно сел на кровать, и матрас прогнулся под его весом. По щекам Скарлетт тем временем скатилось еще несколько жарких соленых капель. После эмоционального всплеска душевная боль ее несколько поутихла, но теперь она никак не могла перестать плакать. Возможно, Хулиан прав, и несколько слезинок она все же пролила из-за него. Он наклонился ближе и смахнул их кончиками пальцев.

– Не трогай меня. – Скарлетт отстранилась.

– Что ж, я заслужил подобное обращение. – Он убрал руку и отодвинулся подальше, к противоположному краю кровати. – Не следовало мне ни лгать, ни привозить тебя на остров против твоей воли.

– Тебе вообще не следовало приводить нас сюда, – огрызнулась Скарлетт.

– Телла, так или иначе, нашла бы способ попасть на Караваль, с моей помощью или без нее.

– По-твоему, это оправдание? Звучит неубедительно.

– Я не сожалею о том, что исполнил желание твоей сестры, – осторожно ответил Хулиан. – Потому что, как по мне, люди должны иметь свободу выбора. Однако мне в самом деле жаль , что пришлось говорить тебе неправду.

Он ненадолго замолчал, а когда снова посмотрел на нее, его теплые карие глаза показались ей куда мягче обыкновенного, как будто он хотел показать ей то, что обычно скрывалось в их глубине.

– Я понимаю, что не заслуживаю еще одного шанса, но ты ведь сама говорила, что я мог бы быть хорошим человеком. До сих пор, Малинка, я не замечал за собой никаких положительных качеств. Я грубиян и лжец и иногда совершаю ужасные поступки. Я родом из семьи гордецов, все члены которой привыкли играть друг с другом в игры, а после того, как Роза… – Он ненадолго замолчал, его голос сделался сдавленным и хриплым, как и всегда при упоминании сестры. – После ее смерти я потерял веру во все на свете. Не то чтобы это было оправданием. Но если ты дашь мне еще один шанс, клянусь, я заглажу свою вину.

В камине потрескивал огонь, жар которого постепенно высушивал разлитую по полу лужицу. Скоро вода и вовсе исчезнет, останутся только разбросанные розы и осколки стекла. Скарлетт подумала об имеющейся на теле Хулиана татуировке в виде розы. Как жаль, что в действительности он вовсе не простой моряк, случайно приплывший на ее родной остров. Ей было ненавистно осознание того, как долго он водил ее за нос, но его преданность сестре была ей понятна. Скарлетт и сама знала, каково это – самозабвенно любить другого человека, чего бы это ни стоило.

Хулиан прислонился к столбику кровати, как само воплощение трагедии: пряди темных волос упали на глаза, в которых застыла усталость, уголки рта скорбно опущены, некогда белоснежная рубашка изорвана.

По ходу игры Скарлетт и сама совершала ошибки, но Хулиан никогда не держал на нее зла, поэтому и ей не хотелось его наказывать.

– Я прощаю тебя, – сказала она наконец. – Только пообещай, что больше не станешь мне лгать.

Тяжело вздохнув, Хулиан закрыл глаза и наморщил лоб. На лице его появилось выражение, среднее между благодарностью и болью.

– Обещаю, – хрипло проговорил он.

Раздавшийся вдруг стук в дверь заставил их обоих вздрогнуть. Хулиан вскочил с кровати, прежде чем Скарлетт успела пошевелиться.

– Прячься, – одними губами произнес он.

– Нет, – чуть слышно возразила она.