Сьюзен Пфеффер - Жизнь, какой мы ее знали [litres]

– Но что, если ты умрешь? – воскликнул он. – Что, если вы все умрете?

Я хотела сказать ему, что такого не случится, что мы будем в порядке, что завтра выйдет солнце, дороги расчистят, откроются супермаркеты, в которых полно фруктов, овощей и мяса.

– Если мы все умрем, ты уедешь. Потому что у тебя хватит сил. И может быть, где-то в Америке, Мексике или другой стране дела обстоят лучше, и ты сумеешь добраться туда. И тогда наши жизни – Мэтта, мамы и моя – не пропадут зря. А может, Луна врежется в Землю, и мы все умрем в любом случае. Не знаю, Джонни. Никто не знает. Просто съедай свой клятый обед и не чувствуй себя виноватым.

Ну прямо королева зажигательных речей. Джон отвернулся и пошел в дом. Я еще постояла на улице, пиная снег за неимением другого противника.

13 декабря

– Думаю, мы устроили питание шиворот-навыворот, – сказал Мэтт сегодня утром.

На один волшебный миг я подумала, что он предлагает себе, мне и маме есть дважды в день, а Джону один раз, но ясно, что ничего такого он не предлагал.

– Никто из нас не завтракает, – продолжал он, – и мы весь день голодаем. Потом съедаем ужин, сидим еще немного и идем спать. Мы не голодные только во сне. Какая в этом польза?

– Так что, делать большой прием пищи на завтрак? – спросила мама.

Что довольно нелепо, поскольку речь о единственном приеме пищи.

– Завтрак или обед, – ответил Мэтт. – Или бранч, как раньше делала Миранда. Мне кажется, я лучше ночью поголодаю, чем весь день буду хотеть есть.

– А я как же? – спросил Джон.

– А ты будешь что-нибудь съедать на ужин.

Должна признать, это звучало разумно. Особенно если Джон будет съедать свою вторую порцию, когда мы уже поели. Пару раз меня одолевало желание взять кастрюлю, или что он там использовал, и опрокинуть содержимое ему на голову. Может, с какой-то едой в желудке я бы завидовала не так сильно.

– Давайте попробуем, – согласилась мама. – Мне нравился ужин, потому что к вечеру мы собирались все вместе. Но теперь мы весь день вместе, так что это не имеет значения. Попробуем есть в одиннадцать и посмотрим, как пойдет.

Так мы и сделали. Сейчас четыре часа дня (согласно Мэтту, во всяком случае), а я не особенно голодная. И стирка не на пустой желудок дается легче.

Жизнь немножко улучшилась.

16 декабря

– Ты все еще ведешь дневник? – спросил Джон.

– Угу. Только у меня нет настоящего дневника. Использую блокноты. Но пишу да, дневник. А что?

– Не знаю. Просто интересно. Для кого эти записки-то?

– Ну точно не для тебя, – сказала я, вспомнив, как миссис Несбитт сожгла все свои письма перед смертью. – Так что не думай даже.

Джон покачал головой:

– Ни малейшего желания читать об этом всем. Ты сама перечитываешь?

– Нет. Записываю и выкидываю из головы.

– Ясно. Ну не бойся, я читать не стану. Мне и так хватает проблем.

– Нам всем хватает.

Любопытно – мне очень жалко Джонни в последнее время. Я старше него на два с половиной года, и мне все приходит на ум, что, мол, у меня-то были эти дополнительные два с половиной года со школой, плаванием и друзьями, а его обломали. И может, он проживет на два с половиной года дольше меня, а может, на двадцать, а может, на пятьдесят, но у него все же не будет этих лишних двух с половиной лет нормальной жизни.

Каждый день перед сном я думаю, какой дурой была, жалея себя вчера. Мои среды хуже, чем вторники, а вторники на этой неделе хуже вторников на прошлой. Это значит, каждый следующий день будет хуже, чем сегодня. К чему мучиться жалостью к себе сегодня, если завтра будет хуже?

Та еще философия, но другой у меня нет.

19 декабря

Малыш Лизы должен был уже родиться. Я решила, что она родила и это девочка. Назвала ее Рейчел.

Мне почему-то от этого легче. Ясное дело, я понятия не имею, родила ли Лиза, и если да, то мальчика или девочку, и если девочку, то как ее назвали. Строго говоря, я даже не знаю, жива ли Лиза и жив ли папа, но предпочитаю думать, что да. Я придумала для себя, что они добрались до Колорадо, и папа забрал бабушку из Лас-Вегаса, и все они живут вместе: Лиза, ее семья, папа, бабушка и малышка Рейчел. Когда погода станет получше, он как-нибудь доберется до нас, и мы все переедем в Колорадо, и я стану крестной Рейчел, как и предполагалось.

Иногда Колорадо становится тем, чем был когда-то Спрингфилд, – сказочным местом, где изобилие еды, чистой одежды, воды и воздуха. Я даже воображаю, как наткнусь там случайно на Дэна. Конечно, после того как отмоюсь и отъемся, чтобы не выглядеть совсем уж ходячим трупом. Ну и волосы у меня в мечтах отросли. Выгляжу превосходно, сталкиваюсь с ним, и мы женимся.

Иногда я проматываю подальше, и Рейчел несет букет на нашей свадьбе.

Держу пари, у мамы, Мэтта и Джона есть свои фантазии, но я не хочу об этом знать. В конце концов, в моих мечтах они отсутствуют, как, возможно, и я в их. Мы и без того проводим вместе много времени. Не стоит, пожалуй, околачиваться еще и в фантазиях друг у друга.

Надеюсь, у папы и Лизы все нормально. Интересно, увижу ли я когда-нибудь Рейчел.

21 декабря

Мама решительно топнула ногой (здоровой), и мы все снова сели за учебу. Хоть какое-то занятие помимо стирки и покера.

Сейчас я читаю про Американскую революцию.

Солдатам в Велли-Фордж пришлось несладко.

Прямо сердце кровью обливается за них.

24 декабря

В сочельник случилась совершенно замечательная вещь.

День был похож на все остальные. Завтра будет праздничный обед. (И конечно, мама, Мэтт и Джон не знают, но у них будут подарки. От одной мысли я загораюсь.) И никакой стирки. Мы обернули бельевую веревку мишурой и подвесили игрушки. Мэтт назвал это горизонтальной елкой.

Ну ладно – все это значит, что не такой уж обычный выдался день.

Вечером мы сидели в кругу и вспоминали прошлые рождественские дни. Мама поначалу сомневалась, хорошая ли это идея, – по ней видно. Но она не останавливала нас, и у каждого нашлись свои истории, и мы смеялись, и было хорошо.

И тут до нас донеслось далекое пение. Настоящие рождественские колядки.

Напялив куртки, перчатки и ботинки, мы вышли на улицу. Действительно, чуть дальше по улице какие-то люди распевали рождественские песенки.

Мы сразу присоединились. Благодаря тому, что Мэтт с Джонни расчистили тропу до дороги, путь не потребовал много усилий. (Там есть ледяные участки, и я была не в восторге от того, что мама тоже пошла, но кто бы смог ее удержать!)

Улица по-прежнему покрыта почти метровым слоем снега. Никто по ней не ходил, мы проторили свою тропу.

Как же здорово оказаться еще где-то, помимо дома, петь, быть с другими людьми!

Я узнала Мортенсенов, они живут в полумиле от нас, остальные были совсем незнакомые. Но у нас в этом отношении забавная улица. Даже в хорошие времена мы как-то не очень общались с соседями. Мама говорит, когда она росла, было по-другому, все друг друга знали, но потом много старых семей переехало, поселилось много новых, да и сама идея добрососедства изменилась. Теперь быть хорошим соседом означало не лезть не в свои дела.