Саша Ино - Последнее желание

Контролеры… Им подчиняются такие, как я, духи, что обречены скитаться по свету и искать земное воплощение своего самого заветного желания. Нас называют «асуры», сущности, ввергнутые в вечную борьбу и беспокойство.

Забыл упомянуть, я асур по имени Люций, а Теодор — сумеречная фигура на крыше — мой контролер. Он всегда неусыпно следит за мной, следует по пятам, и поэтому постоянно рядом, как тень, как меч над головой, как свидетель извечных неудач.

Теодор жил задолго до меня, я даже не берусь предположить истинный возраст моего сателлита. Вся земная возня ему просто смешна, а люди представляются не значимее пылинок. Он почти Бог, но все же не Он, а скорее, навеки проклятая душа. Но такие как раз самые опасные и загадочные.

Я подошел к нему. Теодор действительно стоял на самом краю и неподвижно взирал на город остановившимся взглядом. Черные, глубокие глаза ничего не выражали, просто отзеркаливали марево под нашими ногами. Черные длинные волосы в полной безмятежности покрывали спину и плечи, даже ветер не смел нарушать их покой.

— Что, Люций, опять неудача? — обратился ко мне Теодор своим степенным тихим голосом, в котором отразилась размеренность прожитых тысячелетий.

— Да, опять, — кивнул я.

— Все еще надеешься?

— У меня есть выбор? Я существую только потому, что обречен однажды исполнить свое желание. Разве не оно меня здесь держит, подобно тому, как держал камень Сизифа?

— Я бы не сравнивал, — Теодор обернулся и скользнул по мне взглядом. — Все же ты ищешь истинное веление твоего духа. И это не наказание.

— А что?

— Этап перехода… в вечный покой.

— А откуда ты знаешь? — я усмехнулся.

— Моя форма более совершенна, — Теодор прикрыл глаза, сейчас на мертвенно бледном лице читалась усталость. — Вы, асуры, рыщете в поисках освобождения и рано или поздно его находите. Я же никогда не освобожусь. Уже. Я, видимо, ничего не хотел при жизни и, как результат, теперь обречен следить за вечно неспокойными асурами. Такова воля высшей силы… И я бы не советовал задаваться вопросами «зачем?», «почему?», они ни к чему не приведут, кроме невроза, если, конечно, у асуров таковой возможен, — он усмехнулся, — поэтому прими, как данность.

— Теодор, я все понимаю, просто мне кажется, я слишком долго ищу.

— Твой предшественник искал куда дольше.

— А потом нашел меня и сделал асуром, а сам перешел.

— Верно.

— Повезло мне, — протянул я с сарказмом. — Я думал над тем, что же за желание у него было, раз я так подошел на роль второй смены.

Теодор заинтересованно приподнял бровь.

— И к чему пришел? — тихо прошептал он.

— Самопожертвование или что-то вроде того.

Теодор беззвучно засмеялся, а потом строго спросил:

— А ты, Люций, хорошо знаешь свои желания?

Я вздрогнул.

— Ты считаешь, я сам еще не определился? За такой срок? Похоже на издевку над несмышленышем.

— Возможно, но я имел ввиду немного другое. Ты мечтаешь найти выражение истинной любви, не затуманенное ни одним из других чувств. Тем более, эгоизмом. Но что ты сам даешь людям, чтобы получить эссенцию чистой любви?

— А! — протянул я. — Да, я их не люблю, но раз они говорят, что любят меня, разве так важно, что я даю в ответ? Любовь — она в нас. К тому же, как я могу исполнить свое желание, не завязывая отношений? Не знаю другого пути. Пусть я и вижу эмоции людей, но превратиться в патрульного чужих чувств я не готов. Все равно, что подглядывать в окно. И, следовательно, остается только одно — вступать в связь самому.

Теодор не ответил, он вновь смотрел в уплотняющееся море пепла. Я тоже молчал.

— Ты врешь им, — внезапно разбил тишину мой Контролер. — В фундаменте ваших чувств лицемерие. И неужели ты надеешься за него получить чистое сияние любви? Как невежественный земледелец из порченого зерна отборные всходы.

— Но… — я развел руками, — не всегда любовь взаимна. Верно же? Поэтому это не аргумент против.

— Не спорю. Однако, внутри твоих отношений требование. Ты ждешь отдачи, но, если разобраться, за что? Что в тебе особенного? С чего вдруг и чем ты заслужил столь желанный дар, как любовь, лишенная эгоизма? И, поверь, то, что ты асур, в данном случае, лишь недостаток.

— Любовь не требует условий, она либо есть, либо нет. А ты упорно хочешь доказать, что я сам эгоистичен и поэтому вероятность исполнения желания близится к нулю?

Теодор равнодушно пожал плечами:

— Это твой собственный вывод, — заключил он, — но он близок к истине. Ты ведь жаждешь перейти и освободиться, поэтому ты уже не смотришь на людей, как на личности со своими чувствами и желаниями. Нет, они инструменты в достижении цели. И они со всей своей людской расчетливостью отвечают тебе взаимностью.

— Ты жесток. Получается, тысячи лет потрачены напрасно.

— Кто знает…

— Но зачем вдруг Контролеру мне помогать? — я сердито нахмурил брови.

— Я не помогаю, — Теодор скрестил руки на груди и чуть наклонил голову. — Просто, предлагаю задуматься… Вдруг ты меня удивишь и все же перейдешь. Возможно, мне надоел твой вечно угрюмый унылый вид.

— Издеваешься.

— Исчезаю! — Теодор неожиданно подмигивает и в этом самом жесте на долю секунды рушится всякая разница между нами. Границы времен стираются, он словно оживает, но в тот же миг спешит это скрыть, прыгая с крыши прямиком в пепельную бездну.

— Собака анимешника, — в шутку ругаюсь на него я. — Растревожил мне душу. Теперь я точно впаду в меланхолию.

Я отхожу до стены будки с выходом на крышу и сползаю на пол. Оставалось только думать над словами Теодора, ведь он их явно сказал не просто так. Только не он!

Я прикрыл глаза, вдыхая удушливый и плотный воздух. Гарь не вредила мне, а неприятные ощущения вскоре проходили, я привыкал. Здесь, в окружении поволоки из пепла, так удобно предаваться воспоминаниям, ведь они были призрачны и туманны, как и мистерия тлеющего мира вокруг.

Замок правителей Атии окружен врагами и ночью. Мы проиграли войну, юному правителю дали сутки, чтобы выйти и принять смерть от меча победителей, в противном случае нам всем угрожала расправа. Противники обещали с первыми лучами рассвета ворваться в замок и вырезать всю королевскую семью, и, наверняка, они это сделают.

Мой бедный брат дремлет у меня на коленях. Сон стер с его лица тень страдания и тяжкого бремени. На рассвете он собирается сдаться. Бедный мой… Я глажу его еще по-детски гладкую щеку и стараюсь не взвыть от боли в сжимающемся сердце.

Мой брат и есть юный правитель Атии. Я старше всего на год, но отец любил вторую жену куда больше моей матери, поэтому трон достался младшему брату. Всего три года минуло с его восхождения на престол, и уже так стремительно поменялась наша жизнь.