Саша Ино - Нежность. Том 2

— Новая серия «Пророчеств»? Я догадался. И надо тебе?

— Я уже старый, Ив, а моей давней мечтой было взорвать этот мир, сотрясти его истинной архатейской природой. Драго моя последняя возможность. Мне все равно удастся или нет, но либо я действую, либо отсиживаюсь червяком в грязи под ногами новых господ. А я не червь… — Хизу покачал головой, раскачивая шелковые завязки красной чалмы, — Я дворянин и никому не позволю стирать из истории заслуги моего рода, потому что они часть меня. Я поздно пришел к этой простой истине, но и слова «чувство собственного достоинства», «честь», «уважение к истории» мне никогда не были чужды. Моя личная битва начата, неважно выиграю или нет, важно, что я выполняю свой долг, и моя совесть будет чиста.

— Ясно… Теперь я понимаю, — вздохнул Ив, — Твоя точка зрения имеет право на существование.

— Спасибо, но вот в твоем архизначимом вердикте не нуждался.

— Не хочу спорить…

— А не о чем.

— Как ты относишься к Драго? Только как к человеку, а не мнимой фигуре мести.

— Никак.

— Вообще? — искренне удивился Ив.

— Да. Кто полюбит Драго, тот опустится на дно отчаяния, ибо выбирает путешествие в холодную бездну. У него нет души, серьезно, и он не умеет любить. Его чувства ампутировали без права на пересмотр приговора. Давным-давно ему отбили сердце и выжгли душу, перед тобой не человек, Драго мертвец, которого питает ненависть и благодаря обиде он еще тут.

— Так он все же Касандер?

— Неважно. Я о состоянии души, а не о дебрях реинкорнаций. Сердце не вырастить заново, а душу не наполнить светом, если отказался однажды от него и запретил себе любить. Даже неосознанно нежелание перерастет в неумение и срастется с тобой воедино.

— Не понимаю…

— Какие эмоции к Драго испытываешь ты?

— А я не знаю, что чувствую к нему. Была влюбленность, я пылал, а сейчас…

— Все сложно?

— Точно. Иногда, как представлю, что хрупкое тело Драго прошло через множество рук и столько людей его ласкало ради какого-то ничтожного плана, делается так противно. И сразу становится стыдно за свои поступки, хочется все исправить. А потом я смотрю на Драго, и вижу нежное зависящее от меня создание, вот тогда сердце вновь наполняется нежностью. Хочу защищать его, окружить заботой и лаской.

— Отношения сложная вещь… Ты просто сомневаешься, — вывел Хизу.

— Это плохо?

— Нормально. Вполне по-людски. Но, скажи мне такое, я бы обиделся.

— Ясно… В отличие от тебя я не человеконенавистник.

— У каждого свои недостатки, — тихо засмеялся Хизу.

— Мне хочется быть с Драго, — уж больно серьезно произнес Ив, — Я думаю, мы переживем все сложности и невзгоды.

— Любовно пересчитаете друг другу седины?

— Именно. Моя мечта как раз такие отношения — сердечные друзья на всю жизнь.

Хизу рассмеялся.

— Только не с Драго…

— Зачем ты ставишь на нем крест?!

— Он не говорил?

— О чем?

— Да, так… Ничего серьезного, — Хизу распустил чалму и закрыл ею лицо.

— Настаиваю, чтоб ты сказал! — барон усилил голос.

— Хватит Драго перемывать косточки, мне надоело. Дай спокойно покурить.

— В моем доме… — буркнул Ив.

— Да не злись так, вон твой Драго чешет с Нойкой, — Хизу указал на окно, причем чалмы с лица он не снял.

Ив с недоверием глянул на мужчину, но на всякий случай посмотрел в окно. И действительно площадку рядом с корпусом боевых магов пересекали два человека: Драго в темно-зеленом балахоне и Нойка, виснущая у него на руке. Ив отметил, с каким детским очарованием девушка относится к своему создателю и невольно заулыбался. Наивность голема подкупала. Драго же держался холодно, он словно соблюдал незримую дистанцию. Его отстраненность проявлялась особенно остро на фоне трепещущей под ветром нежности сада, что поглощал песочную тропинку, по которой шла пара.

По залам замка катилось заунывное пение погребального хора, надрывные женские голоса протяжно тянули ноты к небу. Мужчины молчали. Всем придворным магам было велено снять с себя разноцветные пояса отличий и остаться в строгом черном облачении. Яркие цвета занавешивались темным драпом, покрывающим многообразие красок мрачной дымкой. Убавив концентрацию метана, приглушили свет в лампах. Замок наполнился духом невосполнимой утраты, архатейцы в традициях своих предков доводили все до абсолюта. Проникшись трауром господ, слуги тоже напялили на себя скорбные маски и уныло сновали из залы в залу. Улыбки стерлись, и смех покинул каменные коридоры старого замка.

В одном из залов, ранее бывшим церемониальным помещением, теперь стоял богатый настил из парчи и драгоценных камней. Хмурые служанки в черных струящихся шелком платьях украшали его живыми цветами. Разноцветные нежные лепестки, брошенные на золотую крышку урны, лишь подчеркивали горестный момент. Жизнь и смерть, увядающая красота — так красноречиво выражалась картина с погребальным настилом в главной роли. Драгоценная урна — все, что досталось телу Лианы Шерук, на большее останков не собрали.

Рядом с телом матери рыдал безутешный Цаца. Он подвел глаза сурьмой, чтобы черные слезы, размазанные под глазами, смотрелись эффектно и демонстрировали всю глубину его скорби. Остальные дворяне приходили лишь на минуту, они прощались с Лианой и потом спешно отходили от настила. Пара сухих и штампованных фраз Цаце, кивок совету, глубокомысленные замечания по поводу бренности жизни и конец траурной роли, дворяне уходили со спокойной душой приличных людей, выполнивших свой долг и отдавших дань уважения.

Дитрих все это время находился в помещении и наблюдал за процессией. Он успел переодеться в черный балахон, который, как он считал, больше всего подходил моменту. Принц действительно горевал и не находил себе места. Его мучил стыд. Но и поверить, что все происходит на самом деле, он тоже никак не мог. Еще вчера все было нормально. Позади скучное умиротворение жизни принца, размеренная скука и жалобы на отца, но сегодня перед глазами принца всплывало перекошенное лицо Куана в предсмертной конвульсии, Нойка, полная злобой и уверенности, мучающаяся в болях Лиана. Привычный мир рушился и ни один человек не мог растолковать, что же происходит на самом деле.

К Дитриху медленно, шурша тонкими ножками карликов големов, подплыл Нару. Из-за его плотной вуали нельзя было разглядеть в хорошем он расположении духа или нет.

Дитрих невольно приосанился.

— У твоей мамы двойное горе, — пробормотал Нару, с тяжестью опуская костлявую руку на плечо парня, — Королева Ева не скоро оправится.

— Как она? — принц виновато опустил голову.

— Плачет. С того самого момента как узнала… Все твердит, что это брат Касандер пришел за ней…