Грейс Дрейвен - Сияние [litres]

Бришену не хотелось отпускать ее на озеро. Он согласился только после того, как Анхусет пообещала сопроводить ее вместе с вооруженным отрядом. Кроме того, поселок находится в пешей доступности от замка и укреплений.

Бришен взял Ильдико за руку и рассмотрел ее со всех сторон.

– Хорошо хоть не краситель из крапивы.

Он поцеловал ее пальцы и отпустил принять долгожданную ванну.

Прав Бришен: из крапивы получали зеленую краску. Есть цвета похуже розового.

Они вновь встретились за ужином и после в покоях Бришена, где играли в «Контракт палача». Бришен снова перехитрил ее и перебил все войско. С его стороны погибли только трое.

– Ты стала играть лучше, – сказал он, пока она укладывая резные фигурки в обитую шелком коробку.

– Нет, и ты это знаешь, – фыркнула она. – Только мне начинает казаться, будто я тебя перехитрила, как ты убиваешь моего солдата.

Бришен разлил по кубкам вино из кувшина.

– Сегодня ты несколько раз обвела меня вокруг пальца. Просто ты слишком много думаешь и сомневаешься, вместо того чтобы действовать. – Он подал ей кубок и гребень. – Зато с расческой управляешься значительно лучше.

– Слабое утешение, – сказала Ильдико, принимая расческу. – Одно дело – стратегия, другое – чесать шерсть.

Он сел перед ее стулом и запрокинул голову.

– Я не овца.

Она собрала его волосы в хвост и принялась расчесывать темные пряди.

– Поверь, никто не спутает тебя – да и любого каи, раз уж на то пошло, – с овцой. Вы больше похожи на волков.

Бришен сидел тихо, расслабив плечи и ровно дыша. Ильдико водила гребнем.

– Расскажи что-нибудь, – попросила она.

Такой у них был уговор: она распутывает ему волосы, а он вспоминает детство в Харадисе – иногда веселое, подчас печальное, хотя Бришен говорил равнодушно, будто для матери обычное дело выпороть сына кнутом за то, что он слегка шепелявит и не может овладеть одним из простейших заклинаний, которое изучали все дети каи. Ильдико поняла, что Бришен рос непослушным, изобретательным и умным. И от рождения обладал состраданием и благородством, в отличие от родителей.

– О чем бы ты хотела послушать?

Ильдико ненадолго задумалась. Ее очень интересовал один вопрос:

– Почему ты совсем не похож на мужчину и женщину, давших тебе жизнь?

Бришен дернулся всем телом, будто его ткнули раскаленным прутом, и замер. Его спина напряглась, точно древко копья. Быстрым движением он поднялся на ноги и протянул Ильдико ладонь.

– Пойдем, – сказал он.

Не говоря ни слова, она приняла его руку. Они спустились на нижний этаж и вышли через кладовую в густые заросли ежевики и апельсиновых деревьев, окаймляющих одно из крыльев замка. Полная луна в небе совсем не давала света. Ильдико, слепая как крот, спотыкалась у Бришена за спиной. Уверенно шагая в душной темноте, он вел Ильдико туда, где, видимо, хранился ответ на ее вопрос, о котором она начала жалеть.

Они остановились у стены, отгораживающей галерею. Бришен что-то сказал, но не на баст-каи. От стены отделилась бледная тень, и показались три углубления, высеченных в камне. Бришен прижал к ним пальцы правой руки и снова прошептал что-то на незнакомом языке. Ильдико ахнула: камень растворился, открывая глубокую темную нишу. Бришен запустил руку внутрь, и Ильдико с трудом удержалась, чтобы не помешать ему. Ей показалось, что внутри живет нечто с зубами страшнее, чем у каи. Бришен спокойно вынул небольшую урну. Прижимая ее к груди, он повернулся к Ильдико.

– Что там? – спросила она.

– Ответ на твой вопрос.

Он поднял крышку. Долгую секунду ничего не происходило. Вдруг из горлышка урны вынырнул нежный сгусток света, размером с цветок одуванчика. Глаза Бришена засияли. Огонек светился и покачивался в воздухе.

– Моя сестра, – тихо сказал Бришен. – Во всяком случае, ее душа.

Ильдико пораженно вздохнула. Сестра! Бришен не говорил, что в семье были еще дети. Ильдико знала только его невозмутимого брата, которого мельком видела в Харадисе. Ей хотелось задать кучу вопросов, почему, например, душу его сестры спрятали в Саггаре в нише с заклинанием, а не поместили в Эльмеке, где каи хранят огонь своих мертвых?

– Имени ей так и не дали, но я назвал ее Анакнет. Мне исполнилось одиннадцать, когда она родилась. – Крошечный огонек приблизился к Бришену и замер над его ладонью. – У сестры была кривая ножка, а Секмис не могла смириться с больным ребенком. Хотя малышка все равно казалась мне хорошенькой.

Ильдико замерла в ужасе. Сейчас Бришен скажет нечто кошмарное, такое, что сердце сожмется. Ей захотелось заткнуть уши, заставить его замолчать, извиниться за то, что начала этот разговор, но она стояла неподвижно и ждала.

– Секмис убила ее на четвертый день жизни. Свернула шею. Я сам видел.

– О боги, – выдохнула Ильдико, потрясенная жестокостью королевы и осознанием, что Бришен стал тому свидетелем.

– Секмис – лич, – спокойно продолжил Бришен. – Она черпает силу и продлевает себе жизнь запрещенной магией: поглощает души и воспоминания. Когда отец был маленьким, она уже была старухой. Сейчас она зовется другим именем и говорит, что родилась в другой семье.

Огонек Анакнет покачивался над его рукой.

– Я забрал душу Анакнет и освободил ее, чтобы мать не завладела ею. Анхусет и моя старая няня Перет помогли мне оплакать ее и справиться с воспоминаниями. Перет спрятала огонь в ствол березы в саду у своей сестры. Когда мне отдали Саггару, я забрал ее сюда.

Он вернул огонек в урну, закрыл крышку и опустил в нишу. Заклинание вернуло каменной стене первоначальный вид.

Бришен повернулся к Ильдико, и она увидела, что несмотря на слезы и полумрак, глаза его горят красным.

– Я ненавижу мать, – ровно произнес он, – всей душой ненавижу. Придет день, и я ее убью. Она знает.

Он посмотрел туда, где в стене была спрятана урна.

– Я тот, кто я есть, благодаря Анакнет. Я отказываюсь быть чудовищем, породившим нас.

Ильдико всхлипнула и вытерла лицо рукавом, безуспешно пытаясь остановить слезы. Она несмело потянулась к Бришену, будто к дикому зверю, попавшему в капкан. Он не отстранился, и Ильдико крепко его обняла.

– Мне очень жаль, – прошептала она ему в плечо. – Очень, очень жаль.

Она целую вечность гладила Бришена по волосам и обнимала, слушая быстрый стук его сердца и частое неровное дыхание, которое временами переходило в скорбный стон. Каи не плачут, но страдают как люди.

Наконец Бришен отпустил ее. Его глаза больше не светились красным. Ильдико тоже успокоилась. Она сжала его руку ладонями.

– Клянусь, что унесу эту тайну в могилу, Бришен.

Он сжал ее пальцы и улыбнулся уголком рта.

– Знаю, потому тебе и рассказал.

В молчании они вернулись в замок, когда над горизонтом загорелась тонкая алая полоса. Синуэ встретила Ильдико на пороге спальни.