Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

Вокруг мелодично пел воздух и качались на ветру листья. Пульсировала и мерцала безбрежная зелень, светился золотом утренний туман. Почву покрывал пружинящий мягкий мох, и струились сквозь него лазурные ручьи.

Кефринекса окружали первые среди его тотемов, Старейшие Животные. Ворон, Олень, Волк, Рысь, Сова, Орел, Медведь, Росомаха, Лосось и Змея. Они приносили ему вести, они выслушивали его повеления. Сидел у его ног Гемпхе, сатир-трикстерат, верный шут своего господина.

На исходе седьмой недели присоединилась к этим посиделкам и Эсветаллила. Бесшумно прошла по мягкому мху и присела в отдалении, пристально наблюдая за будничными трудами бога.

– Воистину всякой твари рады при нашем дворе, – произнес Гемпхе, с иронией на нее поглядывая. – Никого Кефринекс не лишает своей благодати.

– Умолкни, глупый паяц, – бросила ему Эсветаллила. – Омерзительней кривляний сатиров может быть только их запах.

Гемпхе рассмеялся и кувыркнулся через голову. Эсветаллила поморщилась. Трикстераты, эти небожители-шуты, есть при дворе каждого бога. Их задача – насмешничать, острить и вставлять шпильки, подвергая сомнениям каждое действие своих господ, высмеивая слова и дела их. Так они не дают владыкам слишком уж возноситься, препятствуют самодурствам и возвращают к здравому смыслу тех, кто от него отошел.

У демолордов ничего подобного нет. Демолорды в таких глупостях не нуждаются.

– Не стоит говорить такие вещи в этой роще, – ухмыльнулся Гемпхе, встав на голову. – В природе нет ничего омерзительного. Даже я по-своему прекрасен. И даже ты… хотя в это сложно поверить.

– Ты сейчас противоречишь сам себе, дурак.

– Так на то я и дурак. Только безумцы и шуты могут говорить правду, не боясь оскорбить святынь.

– Для демонов святынь нет.

– Тогда почему же они вас так больно жгут?

Эсветаллила смерила Гемпхе холодным взглядом. Интересно, кем это существо было при жизни? Большая часть небожителей – светлые духи, у них нет плотских тел. Каждый из них когда-то родился, потом умер – и был избран служить высшим силам на страже творения.

Избирают за разное – кого за воинскую доблесть, кого за бесконечную доброту, кого за огромную мудрость, а кого и просто за любовь к зверушкам. Но вот трикстераты… этот народец бывает скверным. Говорят, среди них есть даже бывшие демоны… не один ли из них и Гемпхе?

– Каждый следует своей природе сообразно своему окружению, – промолвил Кефринекс, отрешившись от своих мыслей и обратив внимание на Эсветалллилу.

– Очень глубокомысленно, владыка, – поддакнул Гемпхе. – Или бессмысленно. Глубокомысленно, бессмысленно… иногда так сложно понять, что есть что. Слова что вода – чем мутнее, тем сложнее определить глубину.

Кефринекс улыбнулся – и Священный Дуб зашелестел, а прочие деревья расправили ветви. Вокруг стало как будто светлее, чащоба утратила часть своей мрачности.

– Считаешь, я должен выражаться яснее? – спросил бог.

– Я просто обычный шут, – пожал плечами трикстерат. – Откуда мне знать, каким должен быть бог? Но своему другу я бы посоветовал если не выражаться яснее, то ясно мыслить.

И он заиграл на свирели. К кронам поплыли озорные трели, и из листвы выступили лесные нимфы и младшие тотемы. Они льнули к Кефринексу, чувствуя его печаль и желая хоть чуточку ее развеять. Одна ора стала заплетать в косы его гриву, другая вплетала в нее цветы.

А вокруг Эсветаллилы осталось кольцо отчуждения. Кефринекс попросил ее сесть поближе, и демоница не возразила, но небожители сохраняли дистанцию.

Это придворные Кефринекса, так что они заботятся о почетной пленнице, тем более носящей под сердцем его дитя. Они исцелили ее, они выполняли любые ее просьбы, они делали все, чтобы она чувствовала себя комфортно – но они не прониклись к ней любовью. Она остается демоном – и не простым, а демолордом. Она пугает их и вызывает подозрения.

– Ты сказал, что каждый следует своей природе, – сказала Эсветаллила, усевшись поудобнее. – Какова же природа богов?

– Творение – это тонкий слой мха, под которым погибельная бездонная трясина, – ответил Кефринекс. – Каждый из нас ступает с предельной осторожностью, потому что один неверный шаг – и ты уходишь на дно. И чем крупнее зверь, тем легче ему провалиться.

– Ты не ответил на вопрос.

– Я ответил на другой. Невысказанный.

– Эта трясина не так уж и погибельна, – чуть промедлив, сказала Эсветаллила.

– Это мнение довольно расхоже… среди пиявок, – оторвался от свирели Гемпхе.

– У трясины есть дно, – продолжила демоница, не глядя на трикстерата. – Болото тоже полно жизни – и эта жизнь не менее прекрасна. Нужно всего лишь научиться дышать под водой… но это легче, чем кажется.

– И жить во тьме, и вечно быть в грязи, и сосать чужую кровь, – поддакивал Гемпхе.

Эсветаллила шумно выдохнула. Она начинала ненавидеть этого шута.

А еще она заподозрила, что Гемпхе – автономная часть Кефринекса. Его Эмблема.

Многие боги имеют таковых. Переносят частички себя в самых преданных и доверенных слуг, делают их своими прямыми продолжениями. Это дает тем особенное могущество, а натура божества становится еще разнообразней и многогранней.

– Все-таки ответь на изначальный вопрос, – настойчиво попросила Эсветаллила. – Какова природа богов?

– Интересный факт – если убирать из этого вопроса по слову, он не станет менее конкретным, – задумчиво произнес Гемпхе, сидя на ветке и болтая ногами. – Какова природа?.. Или просто: какова?..

Эсветаллила уверилась, что Гемпхе – Эмблема Кефринекса. Одно из его доверенных лиц, отражений личности. Так что с ней сейчас говорит не только трикстерат, небожитель-шут, но и сам Кефринекс, только опосредованно.

– Не делай из меня дуру, – произнесла демоница, глядя прямо в глаза богу. – Я для этого слишком долго живу на свете.

– Хорошо, – ответил Кефринекс. – Гемпхе, не встревай. Твой вопрос… он лишь кажется простым. Он из тех, которые имеют бесконечное множество ответов, и все будут правдивы в той или иной мере. А задавая его, ты, как и всякий, хочешь услышать подтверждение своего мнения. А я бы хотел дать ответ, который отзовется в твоем сердце.

Он помолчал. Безмолвие разлилось на поляне. Где-то вдали разорялась птица, совсем как в обычном летнем лесу. Трещали цикады. Доносилась барабанная дробь дятла. Шуршал рогоз, осторожно раздвигаемый ногами цапли.

И среди всех этих звуков как будто прозвучал ответ… но Эсветаллила его не услышала. Она переспросила – и снова не смогла услышать. Слова Кефринекса были тишиной среди фонового шума природы.

Эсветаллила поняла, что сегодня она его и не услышит. Мешает стоящее между ними. Так что она удалилась на поляну с колоннами, медитировать в одиночестве. А Кефринекс снова устало сомкнул вежды, и его руки стали прорастать корнями.