Д Штольц - Удав и гадюка

Наконец, Юлиан разглядел двор Советника и в отчаянии усмехнулся: особняк обступали стены высотой в пять васо. Золотой город стоило бы назвать городом стен, крепостью, ибо так усердно богатые господа прятались от бедняков, окружая себя злобной охраной да оградой до небес. С ног узника сняли кандалы и, грубо толкая мужчину в спину, конвоиры повели его по виляющей слева от высокого дома дорожке между кустов. На ветру, который принес холода с севера, покачивались махровые гибискусы. За воротами ждал отряд из примерно сорока воинов, пары-тройки боевых магов, а также Иллы Ралмантона и Абесибо Наура со слугами. Лицо Абесибо скрывала маска пожилого усатого мужчины, украшенная по золоту чернением, а голова пряталась под пышным черным шапероном. То, что это был Абесибо, Юлиан понял по ледяному взгляду, уже мысленно разрезающему вампира.

Небольшая и укрытая плотной парусиной подвода, запряженная двумя лоснящимися кобылами, сопровождала конный отряд. Две худые фигуры, облаченные в роскошь черного и золотого, неспешно выдвинулись вместе с авангардом охраны к воротам. Юлиану помогли взобраться на спокойную кобылу. От уздечки во все стороны тянулись веревки, крепленные к другим коням, с высоты которых за измученным узником следили десятки пар глаз из-под металлических капеллин. Налетевший северный ветер трепал повязанные на шапели угольно-черные ленты и пелерины стражей.

Граф тяжело вздохнул — его везли под таким усиленным конвоем, не оставляя никаких шансов сбежать, что надежда была лишь на Вериатель. Юлиан знал, что любимая Вериатель подхватит его в темных водах, куда он бросится, и унесет от опасности. Он мог не бояться захлебнуться, ведь даже если это и произойдет, то скоро он воскреснет, но Элегиар уже останется позади.

Кованные в виде огромного древа ворота распахнулись, пропуская отряд, и копыта лошадей зацокали по мощеной мостовой Мастерового города. Народ в благоговении и ужасе расступался перед Консулами и кидал любопытные взоры на пленника в центре колонны, чьи кандалы прятались под накидкой, чтобы не смущать толпу.

Спустя чуть меньше часа, когда солнце уже поднялось из-за высоких стен, полсотни всадников проехали сквозь распахнутые ворота, те самые, в которые буквально несколько дней назад въехал воодушевленный Юлиан, грезивший о красотах и богатстве коронованного града. Тот же самый стражник, ранее зло пыхтящий, что верхом разъезжать по городу строго-настрого запрещено, сейчас в почтении уронил спину перед господами, а потом удивленно уставился на высокого северянина, вспоминая, что делал ему замечание.

Отряд приблизился к развилке, на которой должен был свернуть влево, на юг, к реке Химей. Но к ужасу и непониманию Юлиана, кони пошли не влево, а резко вправо, где виднелись лишь поля. Всю дорогу узник чувствовал прикованные к нему взгляды, острые и злые, и пытался сквозь гул конвоя и воющий ветер услышать что-нибудь полезное. Где-то впереди тихо переговаривались два Консула, восседая на тонкокостных вороных жеребцах с изящным аристократическим изгибом шеи и умными глазами.

— Он должен был придушить его еще в младенчестве, Илла, когда увидел бы черный чуб да синие глаза, — покачал головой Архимаг и, прищурившись от ветра, взглянул на мрачного Советника, который прятался под пышными и тяжелыми одеяниями из парчи. — История хоть и правдоподобна, отчасти, но не соответствует характеру Алого Змея, ибо не в его натуре терпеть под боком выродка.

— Я подозреваю, что глумление над мальчишкой и было следствием его осведомленности. Однако то, что ребенок выжил, сохранило ему жизнь, и он заинтересовал Вицеллия уже с научной точки зрения.

— Подозреваешь? — Абесибо в непонимании нахмурился. — Ты не проверял сознание Алого Змея? Нет, этого не может быть.

— Проверяли. Старший чтец забрался в сознание Вицеллия, но воспоминания его, по словам мага, были рваными и неясными.

— А причина?

— Бальзар говорит, что умственное помешательство.

— Чушь, умственное помешательство не портит картины прошлого с отпечатком старой, еще здоровой души, — оно искажает только текущую действительность. И с какого же момента началось его якобы помешательство?

— Когда он покинул Элегиар тридцать лет назад.

— То есть Бальзар считает, что бегство из дворца замутнило рассудок Алого Змея?

— Да. В доказательство приводил смутные воспоминания припадков.

— И ты веришь, что Вицеллий так и не узнал про кельпи?

Илла покачал головой.

— Когда его растягивали на колесе, он вывернул наизнанку всю гнилую душонку, вплоть до убийства отца в Аль’Маринне, чтобы получить наследство. Нет, он не знал, Абесибо. Как и мальчишка не знал про участие Вицеллия в заговоре против Его Величества.

Архимаг смолчал и лишь обернулся, дабы еще раз мысленно препарировать вздрогнувшего от взгляда узника.

— Но я уточню, — добавил Илла.

— Мертвецы, потерявшие душу, уже не могут говорить, Илла. Когда, кстати, повесили Алого Змея. Два или три дня назад? — пальцами в митенках Абесибо Наур скользнул сквозь прорези золотой старческой маски и потер лоб. — Я уже потерял счет времени из-за череды Консилиумов.

— Ты полагаешь, что я дам Вицеллию так легко кончить свою никчемную жизнь?

Два Консула обменялись понимающими и хищническими взглядами, и Архимаг зловеще ухмыльнулся.

— Понимаю, повторил трюк тридцатилетней давности. Как быстро люд забывает историю.

— Да, память людей слишком скоротечна, чтобы этим не воспользоваться. Я скоро побеседую со своим старым другом.

— Если история мальчишки не лжива… — заметил Архимаг.

— Если не лжива… — Илла отозвался холодным эхом, согласившись.

Спустя время меж холмов показался пруд, и у Юлиана невольно вырвался стон отчаяния, близкий к рыданиям. Пруд был крохотным. Да даже не пруд, а лужа, которая едва доходила до груди взрослому мужчине и пересыхала в жару. Отовсюду он был открыт, окружен полями и лугами и, побеги Юлиан в любую сторону, он будет везде как на ладони. Завидя огромный отряд, пастухи отвели от мутной воды бьющих себя по бокам коров и, подгоняя их тростинками, как можно скорее убрались восвояси.

— Устроимся здесь, — Абесибо снял золотую чудаковатую маску и передал рабу, промокнул вспотевшее лицо алым хлопковым платочком и подставился свежим порывам ветра.

— Не близко ли?

— Нет, в самый раз. Демонологи сказали, что ста васо достаточно, но мы будем стоять на расстоянии ста двадцати васо, на всякий случай, — сказал Абесибо. — Доставайте цепь!

Воины откинули с повозки льняники и достали длинную цепь, один конец которой приладили к поясу в районе талии узника. Юлиан с испариной наблюдал, как шансы на побег стремительно таят, и с трудом держал себя в руках, дабы не показать тот ужас, что охватил его.