Д Штольц - Яд и Меч

— Еще одни? — низким голосом с сильным акцентом спросил у раба Рингви, Рингви Восставший, Рингви Дикий.

— Да. Пытались обойти город вдоль хребтов.

Рингви был очень широкоплеч, но невысок. Его красно-коричневая кожа, каштановые волосы и приземистое телосложение выдавали жителя Диких земель, края Юга, откуда поставляли сильных, крепких и выносливых рабов. Однако, и самых яростных бунтарей по натуре, тех, кто рождался на полях битв посреди песков, и кого еще в колыбели окропляли кровью врагов. На правой щеке Рингви пестрело белоснежное круглое клеймо — он был человеком.

Юронзий, облаченный в богато расшитую рубаху с высоким воротом, белоснежные шаровары с накинутым поверх тела расписным васильковым халатом, смотрелся очень экзотично — кирпичная кожа резко контрастировала со светлыми и мягкими одеждами, а угловатое лицо казалось еще жестче. Рингви был словно не из этого мира, но, взятый в рабство на войне, он принес в спокойные господские земли смерть и хаос из своих земель.

Соратники Рингви, такие же краснокожие и коренастые, с грубыми и мужественными чертами, схватились за лежащие на скамьях мечи, и поднялись к своему предводителю. На лицах этих иноземных мужчин тоже было написано, что они с рождения приучены к клинку и виду крови — об этом говорили и жестокий взгляд, и уверенный хват меча, и грациозные движения крепких тел.

— Почему я не слышу приветствий и поклонов, а? — громко сказал Рингви и обратился к своим воинам. — Как сладкожопые с севера обычно здороваются, а, братья?

— Да осветит солнце ваш путь! — загоготал один из юронзиев, схватившись за живот.

— Ты тоже, хозяин некрополя, не слишком приветлив, — ответил хмуро Юлиан.

Рингви Дикий подошел к Юлиану, который возвышался даже над северянами, задрал почтительно вверх голову и рассмотрел бледное и узкое лицо с длинным носом, синие глаза и черные, как перья ворона, волосы. Вицеллий вместе с Фийей встали чуть позади, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание, ну а Кайя топталась где-то сбоку, рядом с Лойсом, поглаживая кобылу по теплой морде.

— Рингви! — дернулся в предупреждающем крике Лойс. — Осторожнее! Они вампиры.

И хотя меч Юлиана уже болтался у Лойса на ремне в вычурных ножнах, находиться рядом с высоким длинноруким вампиром было не лучшей затеей. Однако Рингви даже не шевельнулся. Он не мешал Юлиану изучать доселе незнакомых ему юронзиев с их экзотичной внешностью, и сам же отвечал встречным любопытным взглядом, ибо бледные и черноволосые северяне даже в Детхае были редкостью.

— Откуда будешь? — спокойно спросил Рингви Бунтарь.

— С Ноэля…

Красивое мощное тело, подобно дикому зверю, изящно двигалось под одеждами. Голова Рингви была очень коротко, по-рабскому, острижена, хотя, как известно, народы далекого юга любили носить длинные волосы. В ушах бунтаря сверкали дырки — когда-то там были украшения. Те, кого Рингви назвал братьями, тоже имели клочковатые короткие и грубые волосы, по которым небрежно прошлись ножом, срезая пряди.

— Почему ты молчишь, рабовладелец? Ты должен умолять меня сохранить тебе жизнь! — спустя минуту после открытого обмена взглядами громко рассмеялся Рингви. — Неужто от страха передо мной ты забыл, что у тебя есть язык?

— Я не рабовладелец.

— Тогда что ты забыл в Саддамете?

— Мы просто проезжаем мимо, мы не собирались участвовать в Больших Торгах и покупать невольников. Мы оказались здесь по воле судьбы, Рингви, стечению обстоятельств… Как и ты.

— Рингви… Он врет… — начал было Лойс, желая рассказать про историю служанки Кайи, которая выдала своих господ и призналась, что она — рабыня.

— Да закрой рот, Лойс! — рявкнул на посмевшего снова вмешаться раба юронзий. — Еще слово, и твоя задница сядет на меч.

Мужчины из племени Рингви усмехнулись и с пренебрежением уставились на раба, шумно переговариваясь между собой на диком и грубом языке с сильной фонетикой. А Лойс насупился и притих, лишь плотно сжал губы да теперь буравил взглядом то юронзиев, то господ из Ноэля.

— Судьбы? — вернулся к теме разговора Рингви. — Ее не существует, как и богов. Знаешь ли ты, доже’кайрой, с кем говоришь? Я, хозяин Руха, должен был умереть славной смертью и оказаться со своим другом в Песчаных залах Красных гор, а не здесь… Нет! Были бы боги и судьба, меня бы не опоили с братьями и не продали в Рабском просторе! — лицо юронзия в презрении искривилось в кислую мину, он помолчал и добавил. — Как тебя зовут?

— Юлиан.

— Ты видел на Цитрусовом большаке войско? — глаза Рингви стали серьезнее и он подошел почти вплотную. — Сколько их?

— Много. Они ждут, что вы отправитесь в Зунгрун освобождать других рабов.

— Болваны! — расхохотался Рингви и отскочил по-звериному назад в большом прыжке. — О’шаройне, Песчаные Боги, с чего они взяли, что я пойду на Зунгрун? Hyragata, dagmone!

Затем он задумался, подошел к столу и рывком схватил золотой кубок с вином, опрокинул в себя и зашагал туда-сюда, рядом с братьями, что молчали и лишь время от времени что-то брали со стола и жевали. Их мощные челюсти легко раскусывали кости, а зубы сверкали белизной хищников.

— Там слишком много клеймовщиков, — Рингви и с отвращением коснулся белого пятна на щеке. — Мы все падем еще на подходе в Зунгрун.

— Вы и так падете, — осторожно заметил Юлиан. — В Саддамете нет ворот, в город легко попасть с любой стороны света, а рабы — это не войско.

— Мне нравится твоя честность. Я знаю, доже’кайрой! Я водил в бой войска с больше, чем тысячей храбрых воинов Р’онзи! Я все это знаю! — Рингви открыто улыбнулся, на лице засверкали ровные зубы. — Мы умрем, но встанем у Детхая таким комом, что он нами подавится! Что он будет смердеть при одном виде нашего песчаного племени!

Юронзии вокруг Рингви воодушевились. На их лицах засияла победоносная улыбка, и они словно выросли и расправили после слов предводителя крепкие плечи под господскими одеждами. Лойс же, как и некоторые другие рабы, стоящие в стороне, наоборот, побледнели и нервно стали переминаться с ноги на ногу, сгорбились и будто стали еще меньше. Им не нравилась эта затея. Однако идти было некуда. На лицах зловеще сияли белоснежные клейма, а значит, любой рабовладелец на Юге, коих было несметное количество, будет иметь право присвоить беглецов себе. Те, кто заклеймен печатью рабства, несут это знамя до самой смерти. Да, были случаи, когда освобождали от клейма, но это происходило так редко, а истории обрастали такими невероятными слухами, что надеяться не приходилось.

— А что ты…Что за «воля судьбы» привела тебя в Саддамет, доже’кайрой?