Андрей Минин - Княжич

— И что? Эммм… — Скривился я, придерживая правый бок, простреливший болью.

— А то, что не стоит лезть в их склепы, если не хочешь чтобы оттуда вылезло нечто похуже, чем мумии. Слышал же, что произошло в Египте в прошлом столетии?

— Это когда они на свою беду раскопали затерянную пирамиду в песках Сахары и откопали там фараона Хатшепсута, что залил кровью всю страну?

— Да.

— Эх… — Тяжело выдохнул я, обозревая встречающую нас небольшую толпу у фермы.

— Ох, как подрали то, как подрали, — запричитала одна из женщин, помогая одному из моих холопов и подставляя плечо.

— Потерпи, всё будет хорошо, — разбирали моих людей жёны, сёстры и друзья, помогая добраться до дома.

— Блин, — снова выдохнул я, заметив среди встречающих жену, что злобно посматривала на меня, уперев руки в бока.

Чувствую, топать мне придётся самому.

Весна. Вечереет, затаился под окном избы стоящей в сторонке от остальных домишек вихрастый и конопатый мальчишка, одного взгляда на которого хватило бы, чтобы сказать — хулиган. Одет мальчик хоть и был опрятно, но было видно, что одежка на нём простая и на вырост. С чужого плеча.

— Вот так, — прикусил он от волнения язык, аккуратно капнув из припасённой баночки полной растительного масла на петлицы приоткрытого окна. Смазывая их. После чего воровато оглянулся, убрал баночку в карман и попробовал приоткрыть ставню шире. Она, как и было задумано, не издала ни звука, как обезьяна проворно запрыгнул он внутрь дома и затаился в тёмном уголке, прислушиваясь.

Шума никто не поднял, значит, не заметили, всё также раздавались голоса мужиков из другой комнаты, где бывший каторжник из новоприбывших, вор в законе по кличке Сенька Шалый, нагревал в карты очередного бедолагу. Обычного не боевого холопа местного хозяина, что трудится на ферме то ли в свинарнике, то ли ещё где. Да и неважно это.

— Дурачок, — пренебрежительно прошептал мальчишка и алчно осмотрелся, блеснули его глаза из-под криво обрезанной чёлки. Спасибо за это надо сказать местной учительнице математики, эх… — Мегера, — сплюнул парень на пол и занялся делом.

Хоть каторжник и живёт здесь всего месяц, но взять в доме было что.

— Это оставим, а вот это возьмём, — совсем расхрабрился и расслабился мальчишка, обходя комнату, и выбирая более дорогие, и компактные вещи, не заметив, как голоса в соседней комнате смолкли, за что тут же и поплатился.

— Кто это тут у нас? — Неожиданно прозвучал голос над ухом дёрнувшегося к окну паренька.

— Ай! — Вскричал он от боли, когда его сперва задержали за руку, цепко в неё вцепившись, а потом вывернули ухо. — Отпусти, дяденька, — попробовал тот надавить на жалость, забыв, что он ворует не у обычного человека, а у вора, такого же, как и он сам. — Отпусти. Меня нельзя бить. Я ещё маленький. Тебя накажут! — Визжал он.

— Маленький, говоришь? — Жутко улыбнулся Сенька Шалый, показав свой щербатый рот. — Что ж ты маленький воруешь у честных людей?

— Вы то и честный? — Хмыкнул мальчонка, к которому возвращалась его вечная уверенность, граничащая с дерзостью.

— Хо, — хмыкнул мужик. — Выходит, знаешь, кто я и всё равно полез? — Стал вертеть пацана Шалый, осматривая. — Беспризорник бывший? — Кивнул он своим мыслям. — Что же ты не в школе?

— Да ну её! — Надулся пацан, словно курица. — Там нас и за людей не считают. На горох ставят и всё норовят мокнуть носом в навоз, ставя в пример других ребят. Этих домашних, — скривился он обиженно, шмыгнув носом.

— Каких таких домашних? — Заинтересовался каторжник. — Здесь же все или каторжники или холопы. Других нет, — удивился Шалый.

Отвечать мальчишка не хотел, и пришлось его встряхнуть. Только тогда он заговорил.

— У них есть родители, — задушено вымолвил мальчонка, давя злые слёзы. — Потому домашние.

— Ох, ты и дурачок, — грустно улыбнулся основательно побитый жизнью мужик, подорвавший своё здоровье на шахтах с ураном. — Пойдём ка посидим, почаёвничаем, и я расскажу тебе, какого это попасть на каторгу за воровство, может ума и прибавится, — показал он себе пальцем в рот, где не было зубов, а потом на обвисшую как у старика кожу, зернистого, серого цвета. — Заодно поведаешь мне, зачем это тебе деньги понадобились, раз решился на кражу. И не первую, как я погляжу, — подобрал каторжник с пола бутылёк с маслом.

— Здравствуй, мама, — присел я на колени у надгробия в лесу, рядом с весёлым ручейком и провёл по холодному камню рукой. — У меня всё хорошо, — стал я рассказывать ей обо всех своих горестях и радостях, чувствуя, как глаза начинает предательски щипать. — Вот так. Её зовут… и она называет меня папой. Представляешь? — Улыбнулся я, вытерев слезу. — Я уже привык и даже не вздрагиваю, когда она так ко мне обращается. Говорит я хороший, хоть мы с её мамой и ругаемся постоянно. Не на людях конечно. Наедине, — смахнул я прошлогодние листья с каменной плиты, закапанной моими слезами. — Друзей у меня так и не появилось. Один я в этом мире, ма, — перехватило у меня дыхание, и я не мог сказать ни слова, словно ком в горле встал. — Прости ма. Плохой из меня сын, да? — Жалко улыбнулся я, подставляя лицо по весенне-тёплому ветерку. — Пойду я, — тяжело выдохнул я, заметив Жука, что встал в сторонке и ждал, как я закончу. — Не волнуйся. Я ещё приду, — ещё раз положил я руку на камень и, огладив его, поднялся с колен, поспешив к ждущему меня Михаилу.

— Привет, — кивнул я своему самому верному человеку по пути в посёлок при ферме, что продолжал разрастаться как на дрожжах.

Шёл, не оглядываясь, хотя хотелось. Эх. Не зря я велел поставить могилку маме на нашем кладбище. Теперь хоть есть где душу отвести. Есть, кому всё рассказать, неловко вытер я слёзы рукавом, посмотрев на Михаила, что отвёл взгляд, делая вид, что не заметил моей слабости.

— У нас очередная проблема, — заговорил он, стоило нам отойти подальше от кладбища.

— Что теперь? — Закатил я глаза в раздражении.

Вот и думай, стоило ли возвращаться из леса, чтобы каждый день, словно в постоянном аврале решать проблемы? Хорошо хоть у меня есть жена, жалко улыбнулся я про себя. Она уже знает тут всё лучше меня, и многие проблемы решаются по её мановению руки. Но не все, не все…

— Человек от нашего закупщика мха прилетел.

— И что ему надо? — Удивился я. — Май на дворе. До первого урожая ещё месяц. Нам пока просто нечего продавать.

— Он по-другому поводу, — отмахнулся Михаил. — Его хозяин, управляющий торгового дома «Заря», Геннадий Аркадьевич, спешит раскланяться и…

— Хватит наводить политесы! Давай к делу, — раздражённо прервал я его, перепрыгнув коровью лепешку прямо на дороге, взлетели с неё толстые мухи, от которых пришлось убегать. — Блин, — отмахнулся я от жирной цокотухи, так и норовившей залететь мне в рот.